Тыл-фронт
Шрифт:
Рощин долго оставался наедине со своими мыслями.
— Кажется… да!
— Езжай и забирай! А лучше напиши, чтобы приехала в Сахалян.
— Она, пожалуй, еще в госпитале, — неуверенно отозвался Рощин.
— Женщины — народ живучий! — заключил Федорчук. — Прыгает уже по улице… Простить!.. Ходить строевым шагом!
В это время из-за Амура донесся густой рев, слегка вздрогнула земля. В небо медленно поползла черная туча. Земля очищалась от следов войны.
5
Закутавшись
У ног ее валялось несколько книг из библиотеки Ермилова, ветхих и старых. «Почта духов», изданная еще в 1789 году Крыловым, «Правительственный вестник» за 1869 год, том Брема «Жизнь животных», вышедший в 1903 году в С-Петербурге. «Такие же и мы! — горько усмехнулась Варенька, отодвигая книги. — Несем в себе следы древности, затхлости, рассуждаем о немецкой деловитости, американских преуспеваниях, западной цивилизации и… русском варварстве! И мы — русские! Как все это дико и глупо! И сами не замечая, выговаривали японские мысли, выкрикивали то, что подсказывала японская миссия… Граф Толстой — варвар! Предан забвению». Нет, так нельзя! — решила Варенька и спрыгнула с софы. — Так недолго и состариться! — беспокойно взглянула она в зеркало, оголила плечо и долго смотрела на еще свежий красный шрам, который беспокоил ее больше всего. Она смотрела на него по нескольку раз в день и отчаивалась. В госпитале ей сказал лечащий врач, что со временем все пройдет. Но она не могла ждать.
Заслышав легкие шаги в комнатах, Варенька быстро оправила платье и направилась к дверям.
В зале, не сердясь, даже нехотя, Зина отчитывала экономку.
— Нельзя же так, Глафира Терентьевна! Посмотрите, до чего запустили дом! — показала она перчатку с жирными следами пыли…
Заметив Вареньку, Зина оставила в покое экономку. Окинув придирчивым взглядом свою соперницу, осталась недовольна: Варенька была слишком хороша. «Если Анатолий Андреевич вообще способен кого-либо полюбить, то он не мог остаться к ней равнодушным», — подумала она.
— Сегодня в Доме Красной Армии бал, Варенька! — объявила Зина. — Меня просили пригласить вас. Вот билет…
— Нет, нет, суд… Зина! Как же я пойду одна? — удивилась Варенька…
— Почему же одна? Вместе со мной и другими, — возразила Зина.
— Нет, Зина, нет! Я никуда не пойду без… Я не совсем еще здорова!
— Без Анатолия? — прямо спросила Зина.
— Да! — вспыхнула Варенька и гордо вскинула голову.
Зина долго не находила, что ответить.
— Вы ничего о нем не знаете? — первой заговорила Варенька.
— Он в Сахаляне…
— Почему прощальный? — с заметной тревогой спросила Варенька.
— Мы уходим на родину. Не все. Часть войск остается по просьбе населения.
— А… майор Рощин?
— Майор Рощин, очевидно, больше не будет в Харбине.
Варенька вдруг почувствовала слабость и поспешила опуститься в кресло.
— Как же так! — растерянно проговорила она. — Он не мог этого сделать!
На какое-то мгновение у Зины появилось подозрение, что Анатолий поступил с Варенькой нечестно.
— Он оскорбил вас?
— Нет, нет! Но он был… Мне казалось… что он не мог уехать, не простившись со мной. Может быть… Зина, скажите правду: он любит вас? — умоляюще спросила Варенька.
— Нет, Варенька! Мы просто друзья с ним. Когда-то как будто любил, — спокойно ответила Зина.
— Помогите мне! — вдруг воскликнула Варенька. — Вы можете помочь.
В это время из гостиной донеслись тяжелые шаги и громкий голос:
— Есть кто живой?
Варенька быстро встала и распахнула дверь в гостиную.
— Можно к вам?
— Пройдите… товарищ! — вежливо пригласила Варенька.
На пороге вырос Федорчук. Кондрат Денисович был уже в зимней форме, чисто выбрит, благоухающий свежестью и здоровьем.
— Я до Варвары Карцевой, — взглядом разведчика скользнув по лицам обеих женщин, объявил Федорчук. — С донесением!
— Как? — даже не поняла сразу его тяжелый выговор Варенька. — Карцева — я!
— А що? Дивчина гарна! — хитровато мигнул глазами Кондрат Денисович. — А я вас где-то видел, — обратился он к Зине. — Вы — русская?
— Я тоже русская! — больше с испугом, чем с обидой отозвалась Варенька.
— Я не то хотив сказать: советская.
— Я служу в армии, — ответила Зина, рассматривая Федорчука и бросая быстрые взгляды на Вареньку. — Возможно, где и встречались.
— Вспомнил! Разведчик! — широко улыбнулся Федорчук. — Я бачив, значить, видел вашу карточку у майора товарища Рощина.
— Возможно! — зарделась Зина. — Вы служили с ним?
— Всю войну! Теперь по Указу Президиума Верховного Совета, — не утерпел он, чтобы не высказать своей радости. — Может, это письмо вам? — усомнился он.
— Нет… Это письмо мне, сударь! — быстро возразила Варенька. — Карцева — я!
Федорчук снял шапку, достал из-за отворота сложенный вдвое конверт, расправил и подал Вареньке.
«Здравствуйте, Варенька! — писал Рощин. — В Харбин попасть я не смогу. Варенька, вам нельзя оставаться в том болоте, в котором вы сейчас. Я знаю, то, что вы не поймете сознанием, подскажет вам ваше чистое сердце. Вы немножко заглянули в нашу простую и прекрасную жизнь: без светских условностей, без лоска и мишуры. Ее нельзя вместить ни в вашем особняке, ни в том Харбине, в котором вы жили до сих пор. Но я верю, что он будет другим. И мне хочется, чтобы вы нашли в нем место настоящего человека. Я полюбил вас, Варенька, и искренне желаю вам счастья!