Тысяча городов
Шрифт:
«Ты уверен, что это был Тзикас?» - Настаивал Абивард. « Ты слышал, как они произносили это имя?»
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. «Я думаю, может быть», - сказала она. Она немного пошевелилась и выпятила зад, возможно, надеясь отвлечь его от своей несовершенной памяти. Судя по понимающему выражению ее глаз, время, проведенное в лагере, вероятно, не научило ее многому, чего она еще не знала.
Абиварда, однако, не волновали чары, которыми она так расчетливо щеголяла. «Маниакес выходил и видел этого пленника, как бы его ни звали?»
«Автократор?
«Большое вам спасибо», - сказал Абивард. Эшкинни кивнул, как будто его благодарность была искренней. Он не мог быть должным образом сардоническим на чужом языке, даже если видессианский был создан для оттенков иронии. И он подумал, что она видела Маниакеса; Автократор и Абивард действительно были примерно одного возраста. Он попробовал другой вопрос: «Что Маниакес сказал пленнице?»
«Он, чтобы сказать, что он должен дать ему то, что у него есть, чтобы прийти к нему», - ответил Эшкинни. Абивард нахмурился, с трудом продираясь сквозь поток местоимений и инфинитивов, а затем кивнул. Если бы перед ним был Тикас, он сказал бы почти то же самое, хотя, вероятно, он бы подробно остановился на этом. Если уж на то пошло, Маниакес вполне мог бы остановиться на этом подробнее; Абивард понял, что Эшкинни дал ему не буквальный перевод.
Он спросил: «Сказал ли Маниакес, что, по его мнению, Тикас предназначил ему?» Ему не терпелось узнать, и этот зуд был отчасти радостным, отчасти виноватым
Но Эшкинни покачала головой. Ее серьги снова звякнули. Ее губы скривились; ей явно наскучил весь этот процесс. Она одернула сорочку не для того, чтобы избавиться от мест, где она прилипала к ней, а чтобы подчеркнуть их. «Ты чего-то хочешь?» спросила она, покачивая бедром, чтобы не оставить никаких сомнений в том, что она предлагала.
«Нет, спасибо», Вежливо ответил Абивард, хотя ему хотелось воскликнуть: "Клянусь Богом, нет!" Все еще вежливый, он предложил объяснение: «Моя жена путешествует со мной».
«И что?» Эшкинни уставилась на него так, как будто это не имело никакого отношения ни к чему. В ее глазах и по ее опыту, вероятно, так и было. Она продолжила. «Почему у большого модника должна быть только одна жена?» Она фыркнула, когда ответ пришел ей в голову. «Бьюсь об заклад, по той же причине, по которой ты не хочешь меня. Тебе не нужно носить бороду, мне интересно, ты...» Она не смогла подобрать видессианское слово, обозначающее евнуха, но сделала режущие движения на уровне промежности, чтобы показать, что она имела в виду.
«Нет», - теперь уже резко ответил Абивард. Но она оказала ему услугу, поэтому он полез в кошель, который носил на поясе, и достал оттуда двадцать серебряных аркетов, которые отдал ей. Ее настроение мгновенно улучшилось; это было гораздо больше, чем она надеялась реализовать, раздвигая для него ноги.
«Тебе нужно знать еще что-нибудь, - заявила она, - ты спрашиваешь меня. Я выясняю для тебя, тебе лучше верить, что я это сделаю.» Когда она увидела, что Абиварду больше не о чем ее спросить, она ушла, покачивая задом. Абиварда не взволновали рекламируемые таким образом чары, но несколько его солдат одобрительно провожали Эшкинни
Позже в тот же день он спросил Турана: «Что бы ты сделал, если бы у тебя в лапах был Тикас?»
Его лейтенант дал прагматичный ответ: «Закуйте его в кандалы, чтобы он не смог сбежать, а затем напейтесь, чтобы отпраздновать».
Абивард фыркнул. «Помимо этого, я имею в виду».
«Если бы я нашел симпатичную девушку, я, возможно, тоже захотел бы переспать», Сказал Туран, а затем неохотно, увидев предупреждение на лице Абиварда: «Я полагаю, ты имеешь в виду после этого. Если бы я был Маниакесом, следующее, что я бы сделал, это выжал бы из него все соки за то, что он натворил, пока был здесь. После этого я бы избавился от него, быстро, если бы он хорошо пел, медленно, если бы он этого не делал - или, может быть, медленно, исходя из общих принципов ».
«Да, это звучит разумно», - согласился Абивард. «Подозреваю, что сам поступил бы примерно так же. Тзикас заслужил это, клянусь Богом.» Он подумал минуту или около того. «Теперь мы должны рассказать Шарбаразу, что произошло, не сообщая ему, что мы сами это устроили. Жизнь никогда не бывает скучной».
Он узнал, насколько это было правдой, несколько дней спустя, когда один из его кавалерийских патрулей наткнулся на направлявшегося на запад всадника, одетого в легкую тунику человека из страны Тысячи городов. «Он сидел на лошади не совсем так, как это делают большинство здешних жителей, поэтому мы решили осмотреть его», - сказал солдат, возглавляющий патруль. «И мы нашли ... это.» Он протянул кожаную трубку для сообщений.
«А ты?» Абивард повернулся к захваченному курьеру и спросил по-видессиански: «И что это такое?»
«Я не знаю», - ответил курьер на том же языке; он, несомненно, был одним из людей Маниакеса. «Все, что я знаю, это то, что я должен был пройти через ваши линии и отнести это в Машиз, а затем вернуть ответ Шарбараза, если он у него был».
«Были ли вы?» Абивард открыл тубус. Если не считать того, что на нем был изображен солнечный луч Видессоса, а не лев Макурана, он казался достаточно обычным. Свернутый пергамент внутри был запечатан алым воском, императорской прерогативой. Абивард сломал печать ногтем большого пальца.
Он читал по-видессиански, но запинаясь; он шевелил губами, выговаривая каждое слово. «Маниакес Автократор Шарбаразу, царю Царей: Приветствую», - начиналось письмо. Последовала череда цветистых приветствий и хвастовства, показывающих, что видессиане могут сравниться с мужчинами Макурана как в таких излишествах, так и в войне.
Однако после этого Маниакес взялся за расследование быстрее, чем большинство макуранцев. Своей рукой, которую Абивард узнал, он написал: «Имею честь сообщить вам, что я удерживаю в качестве пленника и осужденного преступника некоего Тзикаса, ренегата, ранее состоявшего у вас на службе, которого я ранее осудил. За поимку этого негодяя я в долгу перед вашим генералом Абивардом, сыном Годарса, который, будучи так же раздосадован предательством Тикаса, как и я сам, устроил так, чтобы я схватил его и избавился от него. Его не будет хватать, когда он уедет, уверяю тебя. Он...