Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи

Болье Батист

Они были когда-то молоды, могли гордиться и любоваться собой, зная, как прекрасны их тела, сплетавшиеся друг с другом, трудившиеся час за часом, заставлявшие Землю вертеться. Не считая дней и ночей, не чувствуя голода и жажды.

Теперь он видел ее ужасные страдания, а она – как он постепенно превращается в чудовище, как слабеет его дыхание, то самое дыхание, которое когда-то щекотало ее ухо и колыхало простыни.

Они смотрели друг на друга и вспоминали.

На следующий день ее собирались везти в другую больницу

и делать операцию, чтобы ее больше не мучила боль. Когда она вернется, его в палате уже не будет.

Волшебных сказок не существует. Есть только страшные сказки.

Палата 4,

месье Конатус

Его легкие пожирает бактерия. Я говорю “бактерия”, хотя их миллионы, и у всех отличный аппетит. Они устроили привал в легочных альвеолах, а бронхи превратили в поле сражения. Ничто не может их выгнать оттуда.

В жизни все зависит от точки зрения, все субъективно.

Когда я, интерн, бьющий чечетку, вошел в палату месье Конатуса, моя точка зрения сводилась к следующему: “У меня есть два варианта терапии: если я могу вылечить, я лечу. Если не могу вылечить, то спокойно веду пациента до порога смерти. Это тоже лечение…”

При моем появлении пациент застонал. Я наклонился, приблизив ухо к его губам:

– Вы… Когда… Убить…

Я судорожно стал соображать. Не зная, что ответить, решил быть откровенным:

– Скоро вы уйдете. Долго мучиться не будете.

Пациент прошептал:

– Не я… Бактерии…

Все дело в точке зрения:

• интерн, который не понял пациента, – это смешно;

• человек, который сражается до конца, – это великолепно.

Палата 5

Месье Адам, девяносто три года, умер сегодня ночью, пролежав в больнице два месяца.

Кто-то из родственников спросил у медсестры:

– У вас с ним не было проблем? Он иногда любит… потрогать…

Персонал очень удивился: нет, месье Адам всегда вел себя как джентльмен. Никаких неприятных сюрпризов.

Палата 6

Мадам Кадмон, разбитая ревматизмом, напоминает маленькую деревяшку, разломанную руками Великого Бога Стариков.

Эта обычно жизнерадостная пациентка уже второй день пребывала в мрачном настроении.

Персонал мне об этом доложил. Я встревожился: депрессия у людей преклонного возраста – явление привычное, но крайне вредоносное. Даже если жить пациенту осталось недолго, на некоторые детали все же стоит обратить внимание.

После короткой беседы я получил объяснение:

– Все дело в месье Адаме из пятой палаты. С тех пор как его не стало, я чувствую себя такой одинокой. Мне ничего не хочется. Он каждый вечер приходил ко мне в палату. Ведь уже сорок лет никто не ласкал мою розу…

Палата 8

Месье Иов, пятьдесят шесть лет. Неисправимый пьяница, которого скорее следовало бы называть ромовой бабой в человеческом

облике. Он так пропитался спиртом, что принимал меня то за капитана корабля, то за Чингисхана (день на день не приходится), а Бланш – за Мату Хари. По правде сказать, я никогда не завоевывал Китай, а Бланш никогда не предавала родину. Не сойти мне с этого места.

Тринадцать лет назад месье Иов служил торговым представителем, у него была жена, двое детей, дом, машина, телевизор. Потом он потерял работу, скрыл это от жены, она узнала и ушла от него. Дом, машина и телевизор испарились! Поскольку родители у него умерли и не было ни братьев, ни сестер, ни друзей – да, существуют такие люди, у которых нет друзей, – то он однажды оказался на улице со своим вдребезги разбитым сердцем.

Я оценил по достоинству месье Иова. Его жизнь – хороший урок: никто не застрахован от того, чтобы запутаться в жизни и скатиться вниз по общественной лестнице. Благодаря медицине я расстался со всеми своими предрассудками.

Ближе к концу его кожа стала желтой, как кожура грейпфрута: на зависть дамам, собравшимся произвести на свет четверых близнецов, он вынашивал огромную брюшную водянку. Он, словно священник, обвенчал алкогольный цирроз с печеночной карциномой. У пары родились детишки, поселившиеся в костях, легких, мозге. “Я перфекционист: если уж болеешь, делай это как можно лучше”. Он называл это “обыграть всех”.

– Может, вам чего-нибудь хочется?

Он ответил не задумываясь, проглотив слюну: “Крок-месье и последний стаканчик виски – на посошок”. Вразрез с рекомендациями высоких медицинских инстанций. Мы придумали, как раздобыть и пронести в отделение бутылку виски, спрятав ее под халат. Я до сих пор вижу эту сцену: месье Иов ест крок-месье и с наслаждением прихлебывает виски. Он умер в ту же ночь. Рано утром Бланш это обнаружила. Он широко улыбался: все-таки выпил свой последний стаканчик виски перед дальней дорогой…

20 часов,

наверху, палата 7

Рассказывая историю пациентке из седьмой палаты, я прервался на этом месте. Я боялся того, что она скажет. Она произнесла:

– Бог знает, длинна ли эта дорога.

Я согласно кивнул.

Амели постучала в дверь и протянула мне хирургическую маску:

– Это тебе для душа, на завтра. Я уже попробовала: легионелла нам будет не страшна.

Я же говорил, Амели что-нибудь придумает. Она чудо из чудес.

Бросив взгляд на Жар-птицу, Амели прошептала:

– Не ест?

Я отрицательно покачал головой.

– Значит, теперь моя очередь.

И она стала объяснять мне на ухо свой план. Я улыбался все шире.

– Что это вы там затеяли, а? – забеспокоилась Жар-птица.

Амели уселась рядом с ней и указала на меня пальцем:

– У этого молодого человека есть две истории. Короткая и длинная. Какую вы хотите послушать первой? Короткую? Отлично, я тоже хотела начать с нее, – заявила она, не дав пациентке издать ни звука.