Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи
Шрифт:
Брижит подошла ко мне утром:
– Я вспомнила ту историю. Может, расскажешь ей?
– Но она такая грустная!
– Ну да, зато очень красивая.
Я тихонько сообщил Жар-птице:
– У меня есть кое-что менее забавное, если не возражаете.
Хорошенькое дело – рассказывать умирающей про умирающих. Все равно что стать булочником, страдая аллергией на глютен.
Пациентка не возражала:
– Хочу слушать все подряд. Не надо меня щадить.
Некоторое время я настраивался и приводил мысли в порядок.
– Мне тогда было двадцать четыре года, и вместе с бригадой скорой
Вспомнил и о том, что сделал, когда наступило утро:
– Я позвонил родным и сказал то, что говорю, к сожалению, редко, потому что идиот. С трудом дождался вечера и пошел в ресторан (ресторан – это дорого), затем отправился в бар выпить (выпивка – это дорого), потом танцевать (почти до упаду) и трахаться (долго). Затем проспал три дня кряду. Проснулся со зверским желанием уйти в тибетский монастырь и стать бонзой.
– Зачем? – сурово спросила Жар-птица. – Наверно, ты бы все же вернулся, потому что либо жизнь имеет смысл, но до него трудно докопаться, либо жизнь не имеет никакого смысла, и тогда лучше просто есть, пить, танцевать и трахаться столько времени, сколько тебе отведено. Я кое-что в этом понимаю. Обещай извлечь из всего этого максимум пользы.
Я пообещал. Снова пообещал. Она, как всегда, одержала верх.
Стоп-кадр: 13 часов, в больнице,
внизу, бокс 5
Возьмем большой котел под названием “Отделение скорой помощи”. Смешаем в нем соль ожидания, лимонную кислоту боли, горечь усталости персонала. Добавим немного античной трагедии.
Подогревайте на медленном огне столько времени, сколько в среднем уходит на ожидание врача, то есть три часа. Как только варево дойдет до кипения, создайте на сцене незабываемую атмосферу: свечи, белая скатерть, три размеренных удара… Тук… тук… тук… Тук! Тук! Тук! [23]
23
Во французских театрах о начале
Смесь готова. Можно подавать на стол. Ешьте, сколько влезет.
На сцене появляются Фроттис, интерн, и мадам Каллас, пациентка: она будет петь.
Мадам Каллас, двадцати семи лет, обратилась по поводу болей во влагалище и выделений с неприятным запахом.
Они пока этого не знают, но трагедия уже началась.
Фроттис сегодня сильно опоздала, осталась без завтрака. Пациентов слишком много, а значит, останется и без обеда. Она устала, к тому же пациентка – женщина неприятная (“Не люблю врачей, больницы, вы слишком молоды, чтобы изображать доктора…”).
Близилось неотвратимое. Фроттис натянула перчатку, вспоминая наставления профессора: “Чтобы пациентка хорошо перенесла вагинальное обследование, нужно неотрывно смотреть ей в глаза – в этом весь секрет”.
Примерная ученица, Фроттис в точности последовала совету: не спуская глаз с пациентки, протянула руку, подцепила каплю смазки и приступила. Пациентка тоже смотрела на нее. Они могли бы играть в “Замри – отомри”: “А кто первый отомрет, тот получит шишку в лоб”. Но это выглядело бы странно, ведь это была не игра.
В действительности всем стало не до смеха, потому что на этом представление закончилось – acta fabula est.
(То, что произошло потом, было слишком печально, чтобы рассказывать об этом; пусть читатель сам додумает, когда поймет, какая драма разыгралась на подмостках.)
Какой урок извлекла Фроттис из этого эпизода?
Смотреть пациентке прямо в глаза – это хорошо, но перепутать смазку с водно-спиртовым гелем – это, наоборот, плохо. И больно. Пациентка запела. На латыни.
Первый этаж,
Амели
Моя коллега приступила к работе в кабинете амбулаторного приема.
Гармония М., тихое хрупкое существо, обратилась к нам по поводу кожной сыпи. Странное сочетание экземы и псориаза. Высыпания по всему телу.
– Это появилось неделю назад. Начальник снова накричал на меня и – бац!
Она сняла перчатки, помахала руками.
Не помогали ни кремы, ни лосьоны. Несчастная страдала, потому что не могла послать своего шефа куда подальше.
Их много, этих тиранов, мужчин и женщин, шишек на ровном месте, микроскопических повелителей неведомо чего. Они угнетают других, гнут их в бараний рог, наслаждаясь собственным садизмом.
Две недели назад она заметила, что кожа стала шелушиться.
– Он наорал на меня, потому что я не сложила почту в алфавитном порядке. И что мне было делать, доктор?
Амели подмывало сказать: “Убить его и закопать труп в лесу”, но это не согласовывалось с должностными инструкциями врача, которые сочиняют вышестоящие инстанции.
– Смотрите, какой ужас! Как змеиная чешуя! Я так испугалась…
– Пошлите его к чертовой матери.
– Не могу. Он же мой начальник, это грозит серьезными последствиями.
Будь я на месте Амели, я бы не стал давать советы. Ведь я сам уже в который раз обещаю себе послать ко всем чертям шефа Мегафона. Безуспешно. Самые болтливые львы – не всегда самые храбрые. Амели, не моргнув глазом, продолжала:
– Серьезна только смерть. Он вам отравляет жизнь, а значит, вы сейчас придете к нему и скажете: “Пошел к черту!”