Тысяча и одна ночь
Шрифт:
— Вернись, Аннушка! Нет мне более жизни без тебя! Это нечто – затрахает меня вусмерть! Возвращайся!
И даже стал предлагать компромисс, на который ранее не согласился бы ни за какие – литры.
— Да пускай же оно – тебя трахает, я не стану подглядывать, клянусь! Ведь вам женщинам такое привычно, и для здоровья полезно! Да к тому же это тебе, всегда так нравилось! Ты же сама про то говорила!
— Да ты же ревновать начнёшь, сам мне жизни
— Вот те крест! — перекрестился Николай, — не буду!
— Нет! Хватит уже, у меня теперь другая жизнь, — ответила она ему, и быстро пошла к выходу.
— Постой! — снова бросился на колени Николай, перекрыв ей дорогу, — Не бросай меня!
— Поздно, Коля! Слишком поздно! — произнесла Аннушка, и так же внезапно исчезла, как и появилась, словно растворилась в воздухе.
Николай только и успел развести руками.
— Нет, так сразу нельзя завязывать, — видимо упрекнул он себя, — Эко, видения уже начались.
19. Ещё одна встреча, ещё одно напутствие.
— Надо что-то делать! — заходил по комнате Николай, чувствуя свою уязвимость, — вся моя защита рушиться в одночасье. Нет видно противоядия супротив чужеродной силы. Но ничего, я так просто всё равно не сдамся!
Перво-наперво, захлопнул Чудило дверь входную на замок врезанный, а затем, ещё и столом кухонным тяжёлым подпёр.
— Вот так, теперь не вдруг вам будет до меня – дотянуться!
Пройдя в комнату, произнёс, то первое что пришло ему сразу в голову:
— Довольно по сундукам лазить, лучше уж смерть стоя принять, нежели за обстоятельства – непредвиденные прятаться!
И отбросив в сторону – чучело, сел на краешек, кроватки своей и словно замер. Ушёл в себя…
— Привет герой! Ну как дела, страшно, наверное!?
— Кто это? — от неожиданности вздрогнул Чудило.
— Не бойся, это я – автор, вот решил спроведаться о твоём самочувствии?
В ответ, Николай ничего не ответил.
— Держись Коля! Держись! Даже тогда, кода уже не за что будет держаться – всё равно держись! — сказал я ему в напутствии, стараясь подбодрить в тяжёлую минуту.
На что Коля – даже отвернулся от меня.
И тут мне захотелось, обнять его, прижать к своей груди, и даже может быть, всплакнуть на пару, в преддверии самого печального, что сам же ему и готовил.
Но я же не зверь, в самом то деле, и мне тоже – чисто по человечески стало его жалко… Прямо таки – жалко-жалко!
И я уже стал
Но неожиданно, Чудила словно очнулся, приободрился, и гордо подняв голову, заявил:
— Но я так просто не сдамся! Ничего, ничего! Мы ещё покувыркаемся!
— Да, надо полагать – покувыркаться ещё придётся! И, тем не менее – я верю в тебя!
— Веришь!? — и тут он взглянул на меня – злым, испытующим взглядом.
Вероятно сообразив, что это я, и только я виновник всего, что с ним произошло за последнее время – со своей выдутой из пальца историей.
— Да пошёл ты, автор хренов – куда подальше! — произнёс Коля сжимая кулаки.
Ничего я ему на то не ответил – только сказал:
— Ах! Да ты ещё и огрызаешься! Ну, ничего, посмотрим. Не стану я исправлять сюжет в более положительную для героя плоскость, а пожалуй даже усилю отрицательную сторону. На этот раз, я тебе приготовлю чего-нибудь – ещё более тривиально-экзотическое!
Правда, в дальнейшем мне пришлось спешно ретироваться, ибо продолжать дальнейшую дискуссию с героем – было уже не лишено риска.
Эдак, можно было запросто и по мордамс схлопотать, что, в общем-то – не очень то и хотелось. Знаете-ли, своя то мордамс – как-то подороже будет. Куда подороже!
20. Ночь – тысяча четвёртая. Последняя.
Судя по всему, за окном снова усилился ветер, и резким порывом гулко ударил в окно. Плохо закреплённый шпингалет не выдержал, и рама распахнулась, комната сразу наполнилась студёной осенней свежестью, от которой почему то стало не по себе – мерзко и холодно.
И тут, кто-то словно спрыгнул с подоконника и пробежал по полу, частые семенящие шажки пронеслись сначала в одну, а затем и в другую сторону – но странно, никого не было видно.
— Кто тут ещё!? — воскликнул Чудило.
Ответа не последовало, хотя странная беготня по квартире – не прекратилась. Тогда Николай схватил большую деревянную ложку, и размахивая ей, словно битой, начал гоняться за невидимым – крича громко и возбуждённо: