Тысяча Имен
Шрифт:
Еще один штык мелькнул, вспыхнув отраженным светом, над самым плечом, и капитан бросился в сторону. Удар ногой — видимо, не только Маркус постигал азы фехтования в уличных драках — сбил его на землю. Мир внезапно сузился до десятков пыльных, топчущихся сапог. Маркус увидал впереди просвет и пополз к нему, хватаясь, как за поручни, за чужие лодыжки. Кто–то из солдат глянул вниз, и в землю рядом с ногой Маркуса вонзился, задрожав, чей–то штык, но миг спустя капитану все же удалось выбраться на открытое пространство.
Он перекатился, поднял голову — и, остолбенев, уставился прямо в жерло двенадцатифунтового
Он вскочил, подхваченный внезапным, неудержимым порывом, и изо всей силы ударил кулаком в лицо новоявленного артиллериста. У орудия, однако, было еще четверо солдат, и все с мушкетами. Они окружили Маркуса с трех сторон и осторожно двинулись на него. Маркус попытался схватить дуло одного из мушкетов, но солдат отдернул оружие так стремительно, что капитан едва не порезал пальцы о лезвие штыка, а другой аскер замахнулся, целя штыком ему в голову. Маркус сумел избежать верной смерти, только неуклюже отшатнувшись назад, упал навзничь и оцепенело воззрился на четыре сверкающих, неумолимо нацеленных на него острия.
Одно из них внезапно дернулось и отлетело прочь. Через кольцо хандараев прорвался Адрехт, и трое других аскеров развернулись к нему. Адрехт взмахнул шпагой, и… При других обстоятельствах Маркус, наверное, рассмеялся бы, увидев лицо своего товарища. Шпага Адрехта переломилась почти у самой рукояти.
Двое хандараев одновременно вскинули штыки. Третий хотел последовать их примеру, но Маркус схватил его сзади за лодыжку, дернул как следует — и солдат распластался на земле. Адрехт отпрыгнул, уворачиваясь сразу от двух противников. Один штык едва не воткнулся ему в спину, другой зацепил предплечье, прорезав глубокую кровавую рану. Адрехт пошатнулся, теряя равновесие, и привалился к стволу пушки.
Маркус подхватил мушкет сбитого с ног хандарая, попутно наступив на распластавшееся в пыли тело, и вонзил трехгранное лезвие в спину другого аскера. Четвертый противник развернулся было к нему, но Адрехт успел пнуть его ногой, и тот зашатался. Маркус ударом приклада разбил ему пальцы, а потом насадил на штык. И бросился к Адрехту, который зажимал рукой глубокую рану выше локтя.
— Чертова шпага! — простонал Адрехт. — Оружейник, прах его возьми, клялся, что это добрая сталь. Напомни мне прикончить его, если мы когда–нибудь вернемся в Эш–Катарион.
— Поделом, — согласился Маркус. Привалившись спиной к пушке, рядом с Адрехтом, он огляделся по сторонам. Бурых мундиров в поле
Второй снаряд разорвался в отдалении от храма, посреди развалин, от которых двигались в атаку аскеры. Там, где, по всей вероятности, оставались их резервы, офицерский состав, раненые. «Не повезло паршивцам», — мельком подумал Маркус, но тут следующий снаряд лег почти в ту же точку, что предыдущий. И тогда его осенило.
— Маркус, — позвал Адрехт, крепко зажмурившись от нестерпимой боли. — Что там творится, а? Мы сейчас умрем?
— Вряд ли, — ответил Маркус. — Разве что Янус перестарается.
— Янус? — Адрехт осторожно приоткрыл один глаз.
— Полковник. — Маркус помахал рукой. — Он захватил пушки, а это значит, что он захватил переправу. Словом, захватил все.
По всей линии обороны вокруг храма аскеры в панике отступали, обескураженные огнем собственной артиллерии. В основном они хлынули туда, откуда явились, то есть к переправе, — не подозревая, что бегут прямиком в объятья свежих ворданайских сил. Те, что посмышленей, рассыпались, устремляясь в окрестные поля, но и там их, без сомнения, поджидали кавалеристы. Маркус знал, что полковник не склонен ограничиваться полумерами.
Часть третья
«Мне и в голову бы не пришло, — размышлял генерал Хтоба, — сказать Длани Господней, чтобы он прекратил молиться». По правде говоря, вмешательство высших сил было бы сейчас как нельзя кстати. Тем не менее это непрерывное бормотанье начинало уже изрядно действовать на нервы.
Оттого что генерал много времени провел на ногах и еще больше в седле, у него сейчас ныли и ступни, и спина, однако он был так взвинчен, что не мог заставить себя сесть. Черный войлочный шатер был недостаточно просторен, чтобы расхаживать по нему из угла в угол, и в итоге Хтоба буквально вертелся на месте, раздраженно шлепая по витым кисточкам подушек своим щегольским черным стеком. Парадную форму он надел еще утром, и бурый, безупречно отглаженный мундир давно уже обвис, пропитавшись потом.
Половина шатра была занята Дланью и его свитой — толпой священников в черном, которые напоминали Хтобе стадо облачившихся в траур гусей. Большинство из них, следуя примеру своего предводителя, беззаветно предавалось молитвам, но один из священников постарше, бросив взгляд на набожно склоненную голову Длани, украдкой пробрался к генералу и гневно прошипел:
— Как смеет он заставлять нас ждать? Давно пора научить этих дикарей почтительности!
Хтоба, впрочем, заметил, что при всем своем возмущении старик говорил достаточно тихо, чтобы его не услышали двое десолтаев, праздно болтавшихся у откинутого полога шатра.