Тысяча осколков тебя
Шрифт:
И всё же, оно не такое сильное, как воспоминание о том, как Пол стоял в дверях моей спальни и наблюдал за тем, как я пишу. Или учил меня вальсировать, здесь, в этой самой комнате.
Я еще раз смотрю через комнату на Пола, и в ту же секунду он смотрит на меня. Наши глаза встречаются и что-то во мне дрожит. Пол выпрямляется, становится более строгим, чем раньше, пытаясь притвориться, что этого не было.
— Ты выглядишь, как громом пораженная, — говорит Владимир, и я слышу искреннее беспокойство в его голосе.
— Это личное, — говорю я. Подняв глаза,
— Это насчет шляп?
— В каком-то смысле.
Владимир качает головой.
— Я никогда не смогу понять женщин.
Потом он оставляет нас, поэтому я могу ответить Тео. Потом я пытаюсь разобрать остальные письма, но не могу сосредоточиться. Письмо Тео напомнило мне, насколько мое положение здесь странно, как сложно будет выбраться из этого измерения, и если даже я смогу, то что делать с чувствами к нему — и к Полу, и я, я не могу себе позволить сейчас думать об этом.
Я роняю голову в руки, ошеломленная. Через некоторое время Пол говорит:
— Вам нехорошо, миледи?
— Нет. Совсем нет, я, я думаю, сегодня просто трудный день, — я пытаюсь придумать тему разговора, которая не будет минным полем. Это сложно сделать. — Это письмо румынской принцессе, которая приезжает в Санкт-Петербург. Почему русская великая княжна пишет румынской принцессе по-английски? И вообще, почему мы сейчас говорим по-английски?
— Это царская традиция на протяжение нескольких поколений, — говорит он, очевидно не зная, к чему я клоню.
Это правда не только в этом измерении, но сейчас, когда я думаю об уроках истории, которые получила дома, то вспоминаю, что в моем измерении тоже было так. Николай и Александра писали друг другу по-английски. Королевские особы такие странные.
— Вы бы предпочли говорить по-русски, миледи?
— Нет, всё хорошо. Я просто думаю вслух.
— Кроме того... — голос Пола становится жестче, как будто он старается, чтобы он звучал официально. — Тренировка поможет вам в будущем, миледи.
О чем он говорит? Я говорю так легко, как могу.
— Вы так думаете? Почему, в частности?
Пол выпрямляется.
— Я имел в виду что, что ожидается ваше обручение с Принцем Уэльским. Извините, что говорю не вовремя, миледи.
На какую-то секунду, это смехотворно — я выйду замуж за Принца Уильяма! Я получу все симпатичные пальто Кейт Миддлтон! Но потом вспоминаю, что в списке наследник Британской Империи не Уилл, это кто-то гораздо более благородный, гораздо менее привлекательный. И даже если бы это был Принц Уильям, это не долго было бы смешно, потому что я останусь заперта здесь, мне придется на самом деле выйти замуж на совершенно незнакомого человека в на другом конце света.
— Миледи? — нерешительно говорит Пол.
Всё хорошо, хочу сказать я, но вместо этого я прижимаю руку ко рту,
— Вы имели в виду, что я свободно должна говорить по-английски, — мой голос дрожит, он, должно быть знает, как мне больно, даже если он не совсем понимает, почему. — Потому что однажды я стану их королевой.
Ладно, слава Богу, я об этом подумала, потому что мне становится немного смешно от мысли о том, как я неловко машу рукой из кареты и на мне огромная шляпа с перьями.
Но Пол выглядит так же неловко, как я себя чувствую.
Он осмеливается сказать:
— Миледи, Его Императорское Величество никогда бы не позволил вам вступить в брак с мужчиной, недостойным вас.
Я догадываюсь, что царь Александр практически выставил меня на аукцион и продал той королевской особе, которая заплатила больше всего.
— Я хотела бы быть так же уверена.
Пол кивает со странной горячностью.
— Без сомнения, миледи, Принц Уэльский станет любящим мужем. Я не могу представить себе ни одного мужчины, который бы не считал себя счастливцем потому, что ему досталась такая жена. Что он не смог бы полюбить вас с первого взгляда.
Мы в двадцати футах друг от друга, и мне кажется, словно мы настолько близко, что можем прикоснуться друг к другу. Я думаю, он даже слышал, как у меня перехватило дыхание.
— Любой мужчина, — говорит он. — Миледи.
— Любовь с первого взгляда, — эти слова едва ли громче шепота, но они разносятся в обширной гулкой комнате. — Я всегда думала, что настоящая любовь может прийти только со временем. После того, как вы узнаете друг друга, станете доверять друг другу. Через дни, недели, или месяцы, проведенные вместе, научившись понимать даже то, о чем не говорят вслух.
Пол улыбается, и его глаза от этого кажутся более грустными.
— Чувства могут вырасти, миледи, — его слова даже тише моих. — Я знаю, что это правда.
Когда мы смотрим друг другу в глаза, он безмолвно признается в чем-то прекрасном и опасном. Видит ли он то же признание у меня в глазах?
Я знаю, что у другой Маргарет были ответные чувства, безмолвные и безнадежные.
Никакой обычный солдат, не взирая на его верность и смелость, не может жениться на Великой Княжне. Никакая Великая Княжна не осмелится рисковать благосклонностью царя из-за запретной любовной интрижки.
— Благодарю вас, Лейтенант Марков, — говорю я. Я пытаюсь сказать это формальным тоном, как будто меня это не задело. Но не могу.
Пол склоняет голову и снова стоит во внимании словно ничего не было. Он лучше умеет притворяться, чем я.
Приходит Рождество. Я провожу его в церкви. Само по себе это было бы странно для меня, дочери людей, описывающих себя как "Конфуциагностики". И здесь "церковь" означает русский ортодоксальный собор, с попами, которые одеты в высокие вышитые головные уборы, с длинными бородами и хорами, поющими гимны тихими голосами и таким густым запахом ладана, что мне постоянно приходится прятать лицо в ладонях, чтобы откашляться.