Тысяча шагов в ночи
Шрифт:
– Если вы освободите духа, – закончила она, – то сможете вернуть ему первоначальную форму. Гора вновь обретет жизнь. Ойю исчезнет. Храм можно будет отстроить заново, и в нем поселятся новые жрецы. Может быть, тогда Накаталоу вернется.
На мгновение боги замолчали. Глаза Цадакрикана, обрамленные перьями, распахнулись, отчего она казалась более изумленной, чем когда-либо. Цветы на коже Чеючура разом распустились, скрывая их черты в буйстве красок. Сацкевайдаканай задумчиво молчал, как надвигающийся шторм.
Затем Найшолао набросилась на Миуко, и та взвизгнула, приготовившись бежать, но ноги Богини Января, несмотря на
Ногадишао ликовал.
Но Миуко, запутавшись в складках одежды Найшолао, не была до конца уверена, что на нее действительно напали. Она бегала по полу – скорее от растерянности, – вспомнила в этот самый момент Гейки, сидящего напротив костра в Коцкисиу-мару и машущего ей здоровой рукой.
Миуко икнула от смеха.
– Ты так радуешься или обезумела? – воскликнула она. – Или счастливо-безумная?
Услышав ее слова, Найшолао с улыбкой отстранился.
– Спасибо, демон.
Она была так слаба, что ее едва ли держали ноги, но в груди вспыхнула надежда. Миуко сжала руки Богини Января, которые, на удивление, оказались теплыми, словно жизнь, крепко спящая под снежным покровом.
– Значит ли это, что ты мне поможешь? – спросила Миуко.
Но прежде чем Найшолао успела ответить, внезапная боль пронзила руку Миуко. Она согнулась пополам, схватившись за запястье.
Кровь стекала по пальцам в перчатках, окрашивая ткань в красный цвет.
Удивившись, Найшолао оттянула рукав Миуко и осмотрела порезы, которые складывались в буквы.
Другое имя.
– Тебя вызывают, – сообщила она.
Миуко кивнула, чувствуя, что исчезает так же, как исчезала в Доме Ноября.
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Нужно поспешить. Вы отвезете меня к Афайну, Найшолао-канай?
Ногадишао сердито защебетал с пола:
– Нет! Ты должна заплатить! Должна быть наказана!
Миуко поморщилась. Еще один порез. Очередная буква. До завершения имени призывающего осталось немного.
Богиня Января вложила ей в руку колокольчик из чистейшего серебра.
– Позвони в него, и появится мой посланник, Отори Миуко. Он отвезет тебя куда пожелаешь.
Сверчок-дайгана с писком накинулся на Миуко, щелкая нижней челюстью.
Когда боль последний раз обожгла руку, Миуко поклонилась богам, задаваясь вопросом, где окажется в следующую секунду: Удайва, Очиирокай, какой-нибудь отдаленный уголок Авары, о котором она никогда не слышала? Она с благодарностью прижала колокольчик к груди. Это не имело значения. Внезависимости от того, куда она попадет, Миуко стала на шаг ближе к возвращению на причал… и к Гейки.
С этой мыслью она исчезла, оставив после себя несколько капель красной крови.
16
Отчаявшийся влюбленный
Где бы ни объявилась Миуко на этот раз, там было невыносимо жарко и одновременно кричали несколько человек. Громче всех вопила симпатичная девушка лет шестнадцати или семнадцати, полураздетая и нечленораздельно визжащая, прижавшись к крепкому (пусть и к невзрачному на вид) парню, тоже полураздетому. Он кричал на вторую девушку, чьи непослушные черные волосы то и дело падали
– УСПОКОЙСЯ, СЕНАРА! ПЕРЕСТАНЬ СЛИШКОМ ОСТРО РЕАГИРОВАТЬ!
Сенара, впрочем, не намеревалась поступать, как он хотел: она продолжала тыкать лезвием в его сторону, кровь по порезам на руке стекала на ее роскошные лепестково-розовые одежды.
– Слишком остро реагирую? Ты говорил, что любишь меня! Говорил, что женишься на мне! Обещал мне сыновей, помнишь? Розовощеких, здоровых! Я отдала тебе себя… погубила себя ради тебя… а теперь ты женишься на ней? Подаришь сыновей, которых обещал мне, ей? – Отчаянно жестикулируя, она тыкнула ножом в другую девушку, которая воспользовалась возможностью и завизжала еще громче, чем раньше. – НЕТ, ХАВИ! Что еще я должна делать?
Призрачные колени Миуко подкосились, и она рухнула на пол. Сквозь блеклые очертания бедер она разглядела ворох соломы в грязи. Она находилась в сарае? Миуко подняла голову и увидела одежду, брошенную среди мешков с зерном. Хави и крикливая девчонка, вероятно, предавались каким-то полуночным утехам, когда Сенара прервала их.
– Ты не должна пытаться убить меня! – взревел Хави. Затем, увидев Миуко, добавил: – АХ! Что это?
Миуко, сидя на земле, посмотрела на него в ответ.
Возможно, она была измотана подъемом во дворец Кулудрава и выбита из колеи призывом, но и без того стало ясно, что если Сенара переспала с этим мальчиком до брака – невзирая на те обещания, которые он ей давал, – то она, согласно обычаям аварского общества, была «испорченным товаром»; а будучи испорченным товаром, у нее теперь были весьма скромные перспективы выйти замуж и нарожать розовощеких сыновей, о которых она так мечтала. Если члены ее общины узнают о том, что она переспала с Хави, лучшее, на что она могла надеяться, это будущее в качестве обузы для своей семьи, пока она не умрет или не найдется родственник мужского пола, готовый ее содержать. Учитывая, что теперь ей предстояло либо жить в бесчестии, пока он женится на другой девушке, либо вызвать демона злобы для его убийства, Миуко не удивилась, что Сенара выбрала демона.
Обернувшись, Сенара заметила Миуко на полу.
– Давай! – крикнула она. – Это он! Прямо там! Убей его!
Какая-то часть Миуко ничего так сильно не хотела, потому что демонический инстинкт, который побудил ее броситься к пьяному лекарю Канаи, управлял ею и сейчас. Она слышала, как пульсирует в яремной вене кровь Хави. Ощущала в воздухе привкус его пота. Он благоухал так сочно, как мясистый бутон абрикоса, сладкий и желанный.
Но она была слишком слаба, чтобы нападать на него, и, что куда важнее, поклялась никогда больше не использовать свои силы подобным образом.
Когда Миуко не сдвинулась с места, Сенара кинулась к ногам Миуко в стремительном порыве розовой ткани и цветочных духов.
– Пожалуйста! – взмолилась она.
Схватив крикливую девушку за руку, Хави собрал их сброшенные одежды.
– Пойдем, – сказал он. – Давай убираться отсюда.
Девушка шмыгнула носом, указывая на Сенару.
– А с ней что?
Он пожал плечами.
– Что с ней?
От его слов Сенара, казалось, поникла, свернувшись калачиком, как обожженный солнцем цветок. Даже растрепанные волосы, казалось, немного потускнели.