Тысячелетний воин Ярополк
Шрифт:
– Хорошо, – сдался воевода, – выбирай любой двор, где есть деревья.
Я кивнул и поглядел на Гореславу, которая молча стояла рядом с нами.
– Решай.
Лесная дева улыбнулась и глубоко вздохнула.
– Я пойду пешком по городу, и только тогда смогу сказать, какое место подходит. По пути купим цветок и найдём жертву.
– Так! Что за жертва?! – снова повысил голос Егор Олегович. – Что я опять пропустил?!
– Ей жертва, – произнёс я и взял Гореславу за руку. – Пойдём.
– Твою мать. Надеюсь, не человеческая?
– Нет, – ответила лесная дева.
Егор
А солнце уже встало над домами и теперь прогревало городские дворы и улицы своими лучами, вездесуще отражаясь в стёклах машин, окнах домов и прозрачных витринах многочисленных магазинов. Город заполнили спешащие люди, лишь изредка обращая на нас внимание. Дороги заполнились этим… который транспортом зовётся, и стали похожи на реки в вешнее половодье, когда льдины образуют заторы, мешая течению. Все гудели и нервно ругались промеж друг друга, особливо на перекрёстках, которые были эдакой бобровой запрудой. И даже светофоры не могли решить эту задачу, потому как на ближайшем две небольшие машинки побились боками, а их хозяева – седой дед и глупо моргающая девушка – ходили вокруг и охали. Подумалось, что нельзя давать Гореславе машину. Она не вытерпит и поубивает много народу. Особливо в пробке.
Шли долго.
– Это? – спросил я в очередной раз, показывая на десяток тополей, растущих вдоль дороги.
– Это что, похоже на лес? – тихо огрызнулась Гореслава, которая, наверное, сама уже не рада тому, что предложила затею.
– Это?
– Маленькое.
– Это?
– Чахлое.
Так мы шли, пока лесная дева не остановилась у небольшой поросли берёзок за остановкой.
– Это? – с надеждой спросил я.
– Нет. Курить хочу.
Я тихо сплюнул на землю и сунул руку в карман, откуда достал смятую бумажку, и позвал плетущуюся за нами Муркину.
– Не в службу, а в дружбу.
– Неа, – усмехнулась девочка-оборотень.
Почему-то захотелось слегонца дать по шее этой юнице. У нас тут война намечается, а она помогать не хочет.
– Мне не продадут. Мне восемнадцати нет, – уловив мой хмурый взгляд, сразу пояснила Муркина, и я со вздохом направился к ближайшему магазину.
Там подошёл к торговке на кассе и шлёпнул ладонью с деньгой о столешницу.
– Сигарет. Хороших.
Она тоскливо посмотрела на смятую бумажку, но ничего не сказала. Я уже выучил, что палочка с тремя кругляшками-нулями это тысяча, и её на небольшие вещи хватает. Ещё и сдача остаётся.
Вскоре пачка оказалась руках, и я вышел. Меня сразу встретил радостный вопль Муркиной.
– Нашли!
– Место?
– Нет. Жертву!
Я огляделся по сторонам.
– Где?
– Да вон же!
Девочка показала на бредущую по газону грязную пятнистую собаку. Псина пока не подозревала о своей участи, и потому совершенно нас не боялась. Вот только бегать за шавкой по всему городу
– А чем тебе вон та кошка на дереве не нравится? – хмуро спросил я у Гореславы.
– Я предлагала, – пожала плечами лесная дева.
– Э-э-э! Тронешь кошку – обижусь до конца жизни! – заголосила Муркина.
Казалось, зашипит сейчас и шерсть, которая росла у неё на голове вместо обычного человеческого волоса, встанет дыбом.
– А голуби?
– Голуби совсем мелочь, – ответила Гореслава с тоской глядя на собаку. – Да и эта животина тоже. Сейчас бы человеческое существо.
– Нет, – коротко произнёс я. – Людей мы под нож пускать не будем. Ищем дальше.
И мы пошли. Это только кажется, что подвиг – быстрое дело. А к нему долго и нудно готовиться нужно. Даже встарь, пока коня накормишь, напоишь, почистишь, седло приладишь, пока меч наточишь, доспехи поглядишь, чтоб дырок не было и ремешки с застёжками целые, пока сам потрапезничаешь. На подвиг с пустым брюхом совсем негоже. А пока доедешь опосля всего этого до места брани, уже и вечер. Сама сеча-то скоротечна. Сшиблись полк на полк, помахали мечами да топорами, покуда рука не устанет, а там либо жив, либо уже нет.
Гореслава нетерпеливо разорвала пачку и достала сигаретку, сунув в рот. Кончик белой палочки сразу вспыхнул искрой, и воздух наполнился терпким дымом.
– Гадость, – произнесла лесная дева, – а тело настолько привычное к ней, что даже не лечится.
Она выпустила струйку дыма и показала в конец улицы.
– Там небольшая заросль. Может сгодиться.
Я молча направился туда, решительно готовый к любой схватке. Место оказалось небольшим парком с бронзовым изваянием половинки человека, сиречь бюстом. Около двух десятков ёлочек, произрастающих тут же, были тщательно ухожены, а трава подстрижена. Я, не сбавляя шага, ступил на газон и достал жетон.
– Охотники! Яви себя, хозяин места, не то хуже будет.
В воздухе повисла напряжённая тишина, и пришлось снова повторить клич, ожидая какую-нибудь уродливую тварь.
– Ну все. Я пошёл деревца рубить!
– Не надо! – раздался рядом крик. – Я ничего не сделал!
Обернувшись, уставился на тощего паренька в белой рубахе, синих штанах и серых кроссовках.
– Ты дух этого места? – неуверенно спросил я, глядя на юнца.
И сдаётся мне, девки млеют от его смазливой мордахи и певчего голоса. Жаль его убивать будет. Как же девки и без песенника?
Весь пыл куда-то исчез, и я со вздохом опустил взор под ноги. Но искать другое место уже не было сил.
– Да. Я хранитель. И я ни в чем не виноват. Я мирный дух.
– Мне твоё логово нужно… для доброго дела, – произнёс я и добавил: – Ненадолго. Так что извини, но я никуда не уйду.
– Если вы флэш-моб хотите устроить, то я не против, – улыбнулся парень. – Только, чур, без извращений.
– Чего устроить? – переспросил я, а потом продолжил. – Мы хотим небольшой конец света устроить. И ты должен уступить власть над местом моей… – я глянул на Гореславу, думая, как правильно ее назвать. – Моей суженой.