Тюрьма ребёнка
Шрифт:
– Вот, сам посмотри! – ответила Нишад, протягивая ему пригоршню стручков из корзины.
– И вправду, стручки полные, и бобы налитые, – сказал Мензун, разломив один стручок и отправив несколько фасолин в рот.
Несколько голов повернулись к ним, а проходящие мимо остановились и подошли поближе.
– Я куплю немного в дорогу, – сказал Мензун. – Жалко упустить такую хорошую еду, как у вас.
– Мы неустанно трудились и приносили жертвы богам, чтобы вырос хороший урожай, – ответила Нишад. – Сколько тебе дать?
– Четыре пригоршни хватит, – сказал Мензун, протягивая ей бирюзовую
– Вполне.
Забрав бобы, Мензун продолжил свой путь, а его место тут же заняли любопытствующие покупатели и завели с парой разговор, перешедший в торг. Некоторое время спустя собралась небольшая толпа, и вскоре корзины торговцев начали пустеть. К тому времени, когда все разошлись, Мензун сделал круг, вернулся, вернул бобы и получил свою бусину назад.
– Мы остановились в доме свояка, – сказал Акаб. – Ты нам так помог, путник! Будь нашим гостем. Свояк и его семья будут рады тебе не меньше нашего. И ты сможешь спеть свои гимны под флейты его дочерей.
– Да, оставайся погостить, – добавила Нишад. – Вечером, после работы дети принесут пойманную рыбу, и мы устроим пир.
Отказываться и расстраивать радушных случайных попутчиков Мензуну не хотелось, хотя и нужно было спешить. Пришлось согласиться. Нишад вызвалась проводить его, и они пошли от рынка по лабиринту узких, грязных улочек. В одной из них, совершенно пустой, Нишад схватила Мензуна за руку и остановила. Он вопросительно посмотрел на неё.
– Я видела, как ты смотрел на мои ноги, – сказала она, выставив одну вперёд и приподняв подол. – Правда, красивые?
– Красивые, – ответил Мензун.
– Я вся красивая, – продолжила она, обнажая грудь. – Нравится?
– Нравится.
Он протянул руку и погладил Нишад по груди и шее.
– Ночью я приду к тебе, – продолжила Нишад, придвигаясь ближе к Мензуну. – Мой муж бесплоден. Мои сыновья от покойного мужа. Я хочу ещё детей. Станешь их отцом?
– Приходи, – ответил Мензун.
Они продолжили путь и вскоре подошли к дому родни Акаба. Войдя, Мензун увидел двор, заставленный горшками, вазами и кувшинами. Хозяин был гончаром. Он и его сыновья работали под навесом. Из дома раздавались удары песта по ступе. Видимо, там дробили ячмень на пиво. Увидев гостя, хозяин поздоровался и крикнул, чтобы его приняли, а Нишад поспешила назад, на рынок. Из дома вышла девочка и проводила Мензуна на задний двор, в котором росли несколько плодовых деревьев, и через него в комнату у задней стены. Потом она принесла ему кувшин воды.
– Хорошо ли идёт гончарный промысел? – спросил Мензун.
– Боги милостивы, – ответила девочка. – Отец и братья не жалуются.
Девочка оставила Мензуна одного, и он лёг на ковёр, подложив под голову своё одеяло и закинув руки за голову. Два месяца назад он вышел из Садуба, рассчитывая к этому времени уже дойти до Ерины. Каждый раз его что-то задерживало, как только что задержали разбойники и приглашение Акаба. Сегодня он должен был позволить хозяевам отплатить ему гостеприимством за помощь с разбойниками, но завтра нужно было пускаться в путь. Закрыв глаза, он услышал стрёкот кузнечиков и шум ветра – два звука, которые навсегда врезались в его память. Ему пришлось встряхнуть головой и снова
Ближе к вечеру вернулись сначала Ямех и Каут, а потом и их родители. Хозяин дома с сыновьями тоже закончили работу, и его жена и старшие дочери подали для всех ужин: пресные ячменные лепёшки, варёные бобы, жареную рыбу и фрукты с деревьев в саду. Хурма и мандарины только начали созревать, но инжир был хорош. Мензун ел, задумавшись о своём, но все хотели услышать о его жизни и странствиях, и, в конце концов, пришлось отвечать на вопросы.
– Как случилось, что ты оставил путь наёмника и пошёл по пути жреца? – спросил хозяин, которого звали Зернаг.
– После моего последнего боя я понял, что боги хотят этого, – ответил Мензун.
В его ушах снова зазвучали стрёкот кузнечиков и шум ветра, и он почувствовал запах сухих трав. Он начал рассказывать, и воспоминания нахлынули и заставили его забыть о настоящем.
***
Войско стояло, а вернее разлеглось за окраиной города, у подножия холма, на котором он раскинулся. Наёмники, Мензун среди них, ждали, сидя и лёжа на земле, в подсыхающей высокой траве. Для них это должна была быть просто ещё одна стычка. Городское ополчение нервно топталось на обоих флангах, перепуганное не на шутку. У подножия холма, на равнине, расстилалось убранное ячменное поле, а за ним начинался редкий лес, который продолжался дальше вниз по долине. Оттуда вот-вот должны были прийти враги. Прибежал посыльный и прокричал:
– Градоначальник напоминает, что вы обещали храбро сражаться, чтобы получить дополнительную плату. Они скоро появятся. Приготовьтесь!
– Передай градоначальнику, достойнейший, что мы готовы и про обещание помним, – ответил командир наёмников Нерса, не пошевельнувшись и даже не открыв глаз.
Тот помялся на месте, не зная, что сказать, махнул рукой и убежал обратно.
– Идут, – заметил кто-то из наёмников.
Мензун присел и открыл глаза. Из леса за полем показался авангард вражеского войска. Выйдя на опушку, они остановились, дожидаясь остальных. Постепенно они все построились, и оттуда послышались крики с оскорблениями в адрес защитников города.
– Много, – обеспокоенно обронил тот же наёмник, что первым заметил врага.
– Многовато, но не слишком, – ответил Мензун.
– Много, – повторил тот, с досадой качая головой.
Снова прибежал посыльный.
– Что нам и вам делать? – спросил он. – Вы нападёте на них?
– Я пойду с тобой, – спокойно ответил командир.
Он поднялся, потянулся, разминая руки и ноги, и последовал за посыльным.
– Самое трудное – это объяснить им, что мы ничего не собираемся делать, – усмехнулся им вслед Мензун.
Наёмники вокруг, кто слышал его, усмехнулись, но никто не засмеялся. Они продолжали лежать в траве, кто на спине, а кто на боку, подперев голову рукой и поглядывая вниз, на потрясавших оружием и кричащих врагов. Командир пришёл назад и тоже лёг. Задние ряды увидели, что другой посыльный побежал наверх в город. Через некоторое время оттуда пришли с кувшинами воды несколько горожан и напоили наёмников и ополченцев. Это вызвало у врагов целый шквал ругани. Они целый день шли по жаре и страдали от жажды.