Тюрьма
Шрифт:
— Несколько утрируя, можно сказать, что я-то доносительства как раз точно избегну, и никто с меня за это не посмеет взыскать! — хохотал подполковник.
— Но избегать не надо… неправильно… вы должны вмешаться, ссылаясь на меня, опираясь на мой рассказ…
— Я ваш рассказ даже, кажется, не дослушал. Не очень-то убедительно… Где гарантия, что этот Архипов снова появится? Я весь в сомнениях…
— Обязательно появится, — заверил Якушкин, — я как раз не сомневаюсь… Этот Архипов, он какой-то особенный, не такой, как все.
— Уточните! Не такой, как вы, как майор
— Не такой, как остальные заключенные. Я не понимаю, чем его так приворожил Бурцев, но я вижу… он буквально бредит, он совершенно помешался на мечте освободить Бурцева. Бурцев для него все равно что свет в конце тоннеля.
— Однако он может добыть нужные ему сведения каким-то другим путем, не через вас.
— А пистолет? Он же задумал через меня передать Бурцеву пистолет, — напомнил Якушкин.
— Допустим, — согласился подполковник. — В общем, подумать есть о чем, информация весьма ценная.
— Но вы обещаете…
— Все, все, — перебил подполковник и вдруг захлопал в ладоши, как бы вызывая слуг, чтобы они прогнали назойливого посетителя; правда, никто на его хлопки не отозвался; подполковник сказал: — Не будем возвращаться к тому, что уже обсуждали. Идите и не беспокойтесь о дальнейшем. И помните, что вы здорово помогли и нам, и своему другу Филиппову.
Якушкин почувствовал себя лишним в этом гостиничном номере, заполненном величием Федора Сергеевича, и тихо выскользнул в коридор.
* * *
У выхода из гостиницы подполковника Крыпаева обстреляли из проносившейся мимо машины. Подполковник проворно опустился на четвереньки и озабоченным тараканом пополз к массивной каменной урне, доверху набитой мусором. В ответ на автоматную очередь, не причинившую, к счастью, никакого вреда ни невольным свидетелям происшествия, ни материальным предметам всенародного достояния, расторопные охранники открыли неистовую пальбу, и машина с нападавшими вдруг пошла зигзагами и на полном ходу врезалась в фонарный столб.
Оперативно прибыл прокурор. Подполковник успел сходить в свой номер, умыться и почиститься; выпил чашечку кофе, и его душевное равновесие восстановилось. В холле усилиями администраторов, коридорных, посыльных, горничных и прочей служащей публики вздымался гомон о пожелании неких толстосумов прибрать к рукам гостиницу, и вот уже, посмотрите, стреляют в безоружный, но сопротивляющийся народ. Автоматные, пулеметные очереди молвы неслись из холла по всем направлениям, поражая досужие умы горожан, лихорадочно соображавших, среди прочего, не запаниковать ли, не обратиться ли в бегство. Федор Сергеевич с невозмутимым видом попросил прокурора поскорее покончить с процессуальными формальностями, ибо есть сейчас занятия и поважнее, чем опрашивать перепуганных и, разумеется, ничего толком не видевших очевидцев перестрелки.
— Но такое дело! Такое дело! — восклицал прокурор, тревожно заглядывая в глаза московского гостя. Не в последнюю очередь волновал его вопрос, какое мнение о Смирновске сложится у подполковника после случившегося. — Вы теперь прямо герой
Никто из нападавших не уцелел, и это затрудняло, по крайней мере прокурору, поиски того, кто послал их за жизнью подполковника. Прокурор не прочь был вообразить нечто аллегорическое, вину и ответственность с реальных лиц, все-таки мелькавших в закутках его представления о действительности, перенести на костлявую старуху, заносящую смертоносную косу над всяким унылым и беспомощным людом. Подполковник желал идти прямым путем и аккуратно держаться правдоподобия. Усмехнулся он над прокурором, куриным бормотанием отбивавшим атаки гостиничных служащих, людей в передничках, строгих костюмах и, в некоторых случаях, с перекинутым через руку полотенцем, осыпавших его вопросами:
— Долго нам терпеть? Долго эти ублюдки будут зариться? Нам что, захлебываться тут в крови? Мы погибнем?
Подполковник принял решение не мешкая посетить Виталия Павловича. Он сел в машину прокурора, а свою служебную предоставил в распоряжение охранников. У прокурора тотчас возникли громкие вопросы, он принялся расталкивать осаждавшую его толпу, не теряя надежды остановить распалившегося москвича.
— Неужели вы собираетесь арестовать его? — зашипел он и не без почтительности добавил: — Самого Виталия Павловича?
Машина по приказу подполковника тронулась, и сунувший свою огромную голову в салон прокурор смешно засеменил, поспевая за ней. Он внимательно слушал Федора Сергеевича, не отказавшегося поддержать с ним разговор.
— Я не занимаюсь арестами, — сухо возразил подполковник на поставленный перед ним вопрос. — А с Виталием Павловичем мне есть о чем потолковать. Беседа назрела, и он сам, своими необдуманными действиями, спровоцировал ее. Разве можно среди бела дня стрелять в наделенного особыми полномочиями человека, человека, заметьте, в мундире?
— В гостинице подозревают не его…
— Поезжайте-ка со мной, вы, возможно, понадобитесь.
Прокурор мгновенно очутился в машине, а подполковник спокойно продолжал свои речи:
— Неугомонный человечек этот Виталий Павлович. И весьма самоуверенный. Но что мне стоит сбить с него спесь? Поверьте, уж я-то сломаю его убеждение, что мне будто бы становится не по себе при одном лишь упоминании его имени. Хотя, может быть, и становится, только не в том смысле, в каком понимает это он. Я его не боюсь.
— Но он очень опасен, — пробормотал прокурор.
Они сидели рядышком на заднем сиденье, и подполковник вдруг непринужденно и фамильярно похлопал прокурора ладонью по колену.
— Судя по всему, Иван Иванович, вы тут, в Смирновске, привыкли иметь дело с разной пьянью, которая в хмельном чаду убивает собутыльников да насилует собственных жен. Отсюда ваши дедовские грубые методы, узость мысленных горизонтов, ограниченность фантазии. Ну что такое, скажите на милость, вы развели вокруг Филиппова? Это вы называете следствием? И зачем вам вообще вся эта возня, если мы договаривались о другом? Объясните, на кой черт следователь привлек Якушкина? Якушкин — свидетель? Так полагает следователь? И вы вместе с ним? Вы оба слепы?