У Адских Врат
Шрифт:
— Извините, — отвечает Воорт. — Мне надо кое с кем встретиться.
Возможно ли, чтобы тот милый старик, доктор Фаркас, работал на людей из Нью-Йорка? А если это он, то возможно ли, чтобы на них работали сразу два человека, летевших одним самолетом?
«Я становлюсь параноиком. Масса туристов посещает одни и те же города».
— Вы уезжаете? Вы же только что приехали, — удивляется клерк, когда Воорт возвращается в пансион.
«Так вот какой отныне будет жизнь?»
— Что же, черт побери, стряслось в
Машина несет их на юг, мимо отелей, прилепившихся на скалах над ледниковыми озерами. В Южном полушарии весна, но Антарктика близко, а ведь считается, что антарктический ветер влияет на погоду во всем мире. Машина дребезжит от порывов ветра в соснах. Рядом с дорогой падает ветка.
— Останови, Воорт.
Машина останавливается у обрыва.
— Я так не могу, — говорит она. — Если мы не собираемся разговаривать, давай по крайней мере поплаваем на каяке.
Под обрывом начинается зигзагообразная тропинка, ведущая, как указывает знак, к галечному пляжу. Воорт смотрит на голубое овальное озеро. По поверхности бегут пенистые гребешки волн.
— Я спускаюсь, — заявляет Камилла. — Ты — как хочешь.
Воорт понимает, что сбежать и отвлечься не удалось. В «пежо» они переодеваются в одежду для холодной погоды: «сухие» гидрокостюмы фирмы «Кокатат» с каучуковыми уплотнителями на шее, запястьях и лодыжках, неопреновые ботинки на молнии (если придется идти по воде), сиэтлские сомбреро для защиты от солнца и ветра и прорезиненные перчатки.
О такой поездке они мечтали с самой первой встречи, и вот они здесь — а настроение как при разводе. Воорт спускается первым. Тропинка узкая и каменистая, но, когда он спрашивает, не слишком ли тяжелый у нее рюкзак, Камилла бросает:
— Иди давай.
Спуск занимает двадцать минут; добравшись до пляжа, они видят, что волны сильнее, чем казалось сверху. Котловина прямо-таки кипит. Пенные гребни взлетают на четыре фута. За узкой полоской пляжа озеро окружают гранитные стены и валуны. Если уж попал в воду, в другом месте на берег не выбраться.
Вода такая холодная, что, упав, человек может выдержать всего несколько минут даже в гидрокостюме.
— Зачем ты вообще предложил мне поехать? — спрашивает Камилла.
Волны бьются друг о друга со всех сторон, словно вопреки закону природы.
— В этом есть свои плюсы, — замечает Камилла. — Здесь тебе не придется все время смотреть в зеркало заднего вида.
Складные каяки скрипят при спуске на воду. Воорт, сгорбившись, гребет вперед, водяная пыль оседает на гидрокостюме, перчатках, лице. Он рад этому вызову, возбуждению, тяжелой нагрузке. Ему нравится, что требуется все внимание, чтобы не опрокинуться. Что нужно преодолевать препятствия, напрягая все силы. По крайней мере они с Камиллой двигаются по воде вместе, пусть и в отдельных суденышках.
— Куда
— Ты сводишь меня с ума, — отвечает она.
Волны становятся больше, холодный ветер словно бьет в зубы. Камилла гребет сильными, широкими взмахами. Воорт слышит, как она вскрикивает от напряжения.
— Это лучше секса! — кричит она. — По крайней мере того секса, который у нас был последнее время.
— Я тебе объяснял. Это из-за лекарства, — откликается он.
— Лекарства? Воорт, если собираешься сочинять сказку о лекарствах, вози с собой пилюли или не заводи романа с журналисткой.
Полтора часа спустя они, совершенно измученные, снова на пляже. Плечи Воорта ноют. Сведенные судорогой пальцы с трудом разбирают каяки. Ноги болят, когда они с сорокафунтовыми рюкзаками взбираются на скалу. Небо стало пасмурным, по-зимнему серым, вечерний ветер несет с собой мрак патагонской ночи.
Но вся его ярость на время улеглась.
«Господи, помоги мне, — молится Воорт. Он снова за рулем, в тепле, рядом дремлет Камилла. — Помоги мне прийти в себя и найти с ней верный тон. Это не должно быть так уж трудно».
Нет ответа.
«Папа? Ты здесь?»
Папа не приходит. Впервые за двадцать четыре года.
Похоже, он дошел до точки.
Воорт находит небольшой отель над стремительной рекой. Внизу пенятся пороги, вода устремляется в пещеру. Администратор принимает наличные. В номере камин и огромная дубовая кровать с толстым пледом ручной работы, на столе ваза с фруктами и бутылка аргентинского белого вина. На нижнем этаже уютный на вид ресторан со свечами на столиках. Пахнет в ресторане сосновыми дровами.
— Я мечтала о подобном месте, Воорт.
— Я тоже.
— Что будем заказывать? Стейк? Стейк? Или стейк?
Воорт смеется. Им подают озерную форель и свежие овощи. На этот вечер они словно заключили перемирие. Вся враждебность осталась на озере. Но Воорт понимает, что для обоих этот ужин — лишь затишье в битве. Драгоценное, потому что временное.
Камилла так красива, что сердце Воорта колотится все сильнее, грудь вздымается. Ощущение такое, словно его выпотрошили, вытянули все жилы.
Воорту кажется, будто кровь у него жидкая, как вода, а сам он стар, как доктор Фаркас.
«Они сделали это со мной. Положили на пол и раздели легко, будто младенца. Лапали за интимные места. Угрожали тем, кого я люблю, и я был беспомощен и не мог никому помочь, даже себе».
Форель кажется безвкусной. Свеча похожа на мерцающий лед.
В Нью-Йорке лучше не станет, понимает он, держа ее за руку. Воорт словно парит над планетой. Расстояние побеждает иллюзию. Отныне, где бы он ни был, жизнь будет подобна смерти. Отражение в бокале вина — такое же, как неделю назад. Но это только кажется. Все по-другому.