У чужих берегов (сборник)
Шрифт:
– Ну, от вас уж я истерики не ожидал. Давайте, поспокойнее! Следовательно, вы не рассчитываете, что своими силами удастся откачать воду.
– Да поймите, тысячи тонн воды нужно с корабля выбрать. Тысячи! Ведрами, допотопными «альвеерами»...
– Что ж, по-вашему, делать?
– Мое мнение я уже докладывал капитану и вам готов повторить: принять японскую помощь. Чего тут в принципы играть или искать правых и виноватых?.. Ну, виноват я, недосмотрел, недоглядел. Но ведь не в этом сейчас суть. Гибнем! Пусть бы один стармех Волков погиб – поделом ему, старому растяпе! Но ведь – тысяча
Волков вышел, хлопнул дверью.
– До чего расстроился! – бросил ему вслед Барабанов, и в тоне его было что-то непонятное. – Слушай, дядя, – продолжал он после краткого раздумья. – Ты не обратил внимания на одно мелкое обстоятельство? Помнишь, как сказал Волков: «Корганов страшно боится с о в е т с к о г о начальства». А теперь подумай и ответь: ты бы такую формулировку в разговоре допустил? Особенно, находясь «в состоянии аффекта»?
– Гм... Я бы, наверно, сказал так: «боится начальства». Может быть, снабдил прилагательными – «московского» или «владивостокского». А вообще, на кой черт тут прилагательные?
– Вот то-то и есть! Странно, странно...
– Ну, давай пойдем ко второму механику...
Второй механик «Свердловска» пятидесятилетний Литвак весь рейс держался незаметно, нигде не высовываясь на глаза. Вот и сейчас Литвак скромен и разговаривает почтительно.
– Конечно, все мы допустили халатность. И придется понести заслуженное наказание. Я лично готов...
– Не о том речь! Мы пришли как члены аварийной тройки.
– Какая тройка?
– Аварийная, по спасению «Свердловска». Мы взяли на себя руководство.
– Извините, но... не понимаю. И управление судном?
– Можно взять и управление. К сожалению, управлять нечем: ни хода, ни управляемости судно не имеет.
– Что же будет делать тройка? Японцы, пожалуй, не согласятся на договор с тройкой. Японцы признают только капитана и старшего механика. По Международному праву.
– А на кой нам черт их признание? Вы, что же, думаете, что «Свердловск» пойдет на японском буксире?
– А разве может быть иначе? Советские корабли не придут. Спасатели предупредили о гибели «Олы», о тяжелом положении «Красина» и «Уэллена».
– Откуда вам это известно?
– Волков сказал, он получил сообщение.
– Лично? Через нашу рацию? Откуда?
– Нет. Японские буксиры семафорили клотиком. Чему вы удивляетесь?
– Одну минуту!
– Да?
– Что вы сами намерены предложить на совете?
– Разумеется, я за японскую помощь. Смею заверить, что японцы совсем не так плохи, как заведено о них думать. Критерии и мерки девятьсот пятого годa и Гражданской войны сейчас надо пересмотреть...
– Переродились? – легонько усмехнулся Барабанов.
– В какой-то степени – да. Время меняет людей и их отношения. Потом, не следует забывать об извечной традиции морской дружбы и взаимопомощи. Приведут нас в Аниву, в Отомари, откачают воду, помогут в доке выправить руль, пустят машину, и вы же сами будете благодарить за дружескую услугу... Простите, должен идти!
– Идиллическая картина, – усмехнулся я, – особенно заманчиво для нас, военнослужащих!
– Да, нам с тобой в Отомари, как врачи говорят, особо противопоказано. Между прочим, обратил внимание на словесные изыски Литвака: «критерий», «смею вас заверить»... Механик-самоучка, а какая интеллектуальная личность! И тут – странное дело. Очень странное, гражданин прокурорский надзор... Ну, пойдем к тебе, поразмышляем!
Однако наши размышления прервал вбежавший в каюту секретарь комсомольской ячейки Казанцев – полуголый, мокрый, всклокоченный.
– Дорогин погиб!..
– Как так?
– Когда нырял, концом в машине запутался. Еле нашли в воде. Вытащили наверх – мертвый...
У тела Дорогина уже колдовал врач Заборский.
– Мортус эст, – доложил он. – Воду из тела я экстрагировал, но искусственное дыхание... Словом, отказало сердце.
Мне вспомнился Дорогин живой. Вот он, твой подвиг, Дорогин!..
– Фронт, следователь, фронт! – скрипнул зубами Барабанов. – Идем на этот самый... совет. Займем ключевые позиции, а то, чего доброго... Продолжайте работу, ребята, спускайтесь осторожнее, по два сразу.
Вода помаленьку убывала...
Судовой совет собирается капитаном в особо исключительных случаях.
Решение совета не обязывает капитана, но в большой степени освобождает от ответственности за это решение. Хотя последнее слово все равно остается заним.
Наше появление в кают-компании было встречено враждебно. Стармех Волков запнулся на полуслове и вдруг выкрикнул:
– Протестую! Категорически протестую против присутствия на совете пассажиров. Это против правил.
И Литвак стал нас урезонивать:
– Товарищи, мы, конечно, понимаем, что вас привело сюда не праздное любопытство, и ценим содействие, оказанное аварийной тройкой в проведении судовых работ. Но... неудобно. Противоречит всем положениям и традициям...
Старший помощник капитана Сергеев чему-то смеялся. Боцман угрюмо разглядывал окна салона. Третий помощник – худенький юноша Рулев не отрывал глаз от Корганова. Тот привстал и довольно несвязно пробормотал:
– Ну... почему же? Пусть товарищи останутся с совещательным голосом... Продолжайте, пожалуйста, Сергей Семенович!