У града Китежа(Хроника села Заречицы)
Шрифт:
— Вот теперича, Таисия Ивановна, давай задаток.
Она в задатке не отказала, но сослалась на отца и притом спросила:
— Ты меня, Матвей, сватаешь, а семье твоей нужна ли я?
— Моему отцу ты на радость. Бабы наши ему говорили: из «чужих девок» лучше всех ты. Ты и одета краше всех, и сидишь степеннее, и прытче всех прядешь.
В воскресенье Матвей приехал на лошади катать Таисию. Только она села с ним рядом, он от радости так подхлыстнул лошадь, что все, кто видел рванувшегося вскачь жеребца,
А вечером того же дня Бессменов приехал к Инотарьевым «по большой задаток». Ивана Федоровича не оказалось дома, и жених повел разговор с матерью.
— Я без отца не вольна. Как он хочет сам…
Бессменов надел шапку, скорым шагом вышел из избы, нахлестал лошадь и уехал.
Дома его встретил отец:
— Как дела?
— Обманула…
Не успел Матвей высказать свою горечь, в дверях показался Инотарьев. Он ехал из Лыскова и по пути заглянул к Бессменовым. Отец Матвея рассказал Ивану Федоровичу про сыновью обиду.
А дома Илья выговаривал матери:
— Не дождешься больше экого жениха-то! Силища-то у него какая, да все-то у него есть: и лошадь, и тарантас! А ты его так обидела.
Когда Таисия вернулась из Заскочихи, брат и сноха хвалили Матвея. Она лежала на лавке, слушала брата, и в это время к дому подъехали кони. В избу вошел Иван Федорович. Таисия вскочила с лавки:
— Тятенька, это вы?
— А ты думала кто?
— Я думала, не сваты ли?
— Да сейчас и сваты явятся.
Она растерянно остановилась посреди избы. За дверью послышались шаги, и на пороге показались гости. Один из них, снимая шапку, говорит:
— Ну, Таисия, сейчас мы тебя пропьем. Жених остался дома… Ты его, девка, опозорила.
— Меня не было дома, а маменька без тятеньки не вольна.
— Желание твое если есть, иди только за этого жениха. — И все, как по заказу, стали расхваливать Матвея.
— Ну, што теперь будем делать? — спрашивает дядя Бессменова. — Надо бы за женихом ехать.
Илья запряг лошадь и отправился за Матвеем. Таисия вышла во двор встретить жениха.
— Здравствуйте, Матвей Михайлович.
— Здравствуй, — он сжал ее руку и прибавил: — Но ты так не скажи, как мать… Я очень огневался.
Когда Таисия и Матвей вошли в избу, когда они сели в сторонке, у печки, — рядом-то с родителями не полагается сидеть, — Иван Федорович спрашивает дочь:
— Пойдешь ли, Таисия?
— Воля ваша, тятенька…
— Сряжу тебя, коли так.
— А свадьбу сделаем, — сказал Матвей, — каку только надо.
…В доме Инотарьевых долго сумерничали. На краю печи дремала старая кошка, у порога примостился Кукушкин, Пелагея зажгла лампу, и Инотарьев сел к столу подсчитать заготовленный лес и не слушал сидевшего на полу Кукушкина. Ни на кого не обращая внимания, Сергей Алексеевич говорил только Ивану Федоровичу:
— Пригляделась мне лыковская курносенькая Анка, пошел я к ее родителю. «Дядюшка, говорю, Фома, отпусти ко мне Анну во жнеи». — «А надолго
Иван Федорович и подруги Таисии, поджидавшие жениха, поглядывая на Кукушкина, сидели молча. Редко кто-нибудь произносил слово, слышался только голос Сергея Алексеевича. Он упомянул и о женихе Таисии. Имя его никого не зажгло, но вот кто-то увидал в окно лошадь и закричал:
— Едет, едет!..
Вдоль заречинского порядка, в долгополых полушубках, в отцовских шапках, обгоняя друг друга, с криком бежали ребятишки.
— Эх вы, любки-голубки! — крикнул Кукушкин. — Смотрите, жених с горки на горку, даст ли, не даст гостинцев, а встретить должно его с песней.
Девушки поднялись, подошли к окнам. Иван Федорович сложил в кладез бумаги. Одернул рубаху, пригладил волосы и вышел встретить будущего зятя. Подруги, увидя подъезжающего ко двору жениха, торопливо расселись по лавкам и запели:
…Как подула мать погодушка Со востошныя сторонушки… К Заречице, ко деревнюшке, К Ивану Федоровичу, ко широкому двору.Жених исподлобья взглянул на инотарьевские окна, вылез из саней и хлестнул коня. Лошадь вздрогнула, недоумевая: за что ее ударили? Иван Федорович отворил настежь ворота. Жених завел во двор лошадь, взял из саней узелок с подарками и самодовольно взглянул на будущего тестя.
— Ты, поди, и не знашь, как ждут тебя девки-то, — сказал Иван Федорович и повел жениха в избу.
Пока жених, смыгая носом, раздевался, крестился, девушки сдержанно молчали. Таисия, глядя на Бессменова, старалась всеми силами скрыть свое отношение к нему.
Когда жених поздоровался со всеми, глаза у девушек засверкали. Одна из них начала обычный в таких случаях разговор:
— Что же мы не видим у скряги жениха гостинцев?
— Кто сказал, что Бессменов добрый? — добавила другая.
Матвей развязал платок и стал обделять подруг невесты мятными пряниками.
Но девушки жениха все еще хаяли:
Сваты шаболошнички, Они сватали, все хвастали, А у Матвея-то Михалыча, У него дом-то на семи шагах…Хоть то была и песня, и все же она как бы оскорбляла гордость Матвея. Бессменов смотрел на Таисию и думал: «Неужто она любит еще кого-то?» Кровь ему прилила к лицу. Он открыл другой узелок, щедро высыпал на стол кедровые орехи и подошел к Таисии. Спрашивал о здоровье и, не зная к чему, рассказал про дашковского жеребца, разбившего стойло.