У каждого свой долг (Сборник)
Шрифт:
Как-то, вернувшись с работы, Ромашко снял скатерть, аккуратно расставил на столе блестящие коробочки аккумуляторов. Зачистил контакты, подключил их к приемнику. До приема радиограммы оставалось пятнадцать минут. Пантелеймон подошел к окну, открыл его. На него нахлынули запахи леса, свежести, появилось ощущение легкости.
У цветочной клумбы копошилась Надя. Она поправляла побитые дождем астры. «Уже осень! Как быстро!» — подумал Ромашко.
Услышав стук открываемого окна, девушка обернулась и, увидев квартиранта, почему-то смутилась.
От пьянящего
«Та… та… та…» — Ромашко уловил свои позывные. На этот раз трудился необычно долго. Телеграмма оказалась длинной и очень его удивила:
«Для твоей безопасности изменили расписание передач.
Новое возьми в тайнике. Полевая улица, до конца. Высоковольтная мачта. С правой стороны по ходу большой камень. Под ним в земле контейнер. Твой сверток № 1. Коробку № 2 не вскрывай. Переложи в другой тайник и описание сообщи.
С богом!
Друзья».
В тот же день Забродин получил с нарочным сообщение из Орла и два пакета. В записке Ромашко изложил свои предположения:
«Расписание изменили в связи с провалом четверки. Второй пакет предназначен для второго агента, для кого, не знаю. Можно выполнить указание центра, устроить засаду и схватить».
Забродин ознакомился со всеми материалами и задумался. «Тысяча и одна ночь! Прав Ромашко или нет? Кто заложил для него пакеты? Другой агент? Где он? Как его найти? Безусловно и другое: Ромашко проверяют. Почему? Чем он вызвал подозрение? Необходима крайняя осторожность! Особенно во время его встреч с местными чекистами!»
Вот пакет № 2. Забродин осмотрел его: белый, упругий сверток, упакованный в целлофан. «Что в нем? Шифры? Расписание работы другого агента? Инструкции? Хорошо бы вскрыть и посмотреть. Но даже в руки взять нельзя, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Ни в коем случае!..
Заложить пакет в тайник, устроить засаду и схватить, как предлагает Ромашко? Будет ли это наилучшим решением? А что потом с Ромашко? Узнают о провале и ему перестанут доверять!
Да, вот это задача! Все запутано и сложно… Может быть, заложить в тайник и никого не трогать? Имеет ли он моральное право отпустить шпиона, когда тот сам идет в руки. Передать ему сверток, присланный иностранной разведкой. А если шпион потом совершит убийство или диверсию?»
Генерал Шестов и Забродин долго перебирали различные варианты, пока не остановились на одном.
Третий секретарь иностранного посольства в Москве Джим Кэмпбелл, элегантный человек тридцати шести лет, и пресс-атташе того же посольства Майкл Руни вместе с женами заняли места в мягком вагоне поезда Москва — Симферополь.
Получая билеты в кассе «Метрополя», клерк посольства громогласно объявил:
— Молодые дипломаты хотят посмотреть русскую природу в бархатный сезон.
Перед
Поезд набирал скорость. Что-то вспомнив, жена Джима наклонилась к нему и тихо сказала:
— Объясняться с проводником ты будешь сам…
— Здесь не нужно никаких объяснений… Спи спокойно… Только вот что, достань, пожалуйста, из чемодана мой старый макинтош.
Мадам Кэмпбелл, довольно энергичная молодая женщина, раскрыла чемодан, вытащила легкое пальто, свежее, хорошо отутюженное, но уже устаревшего фасона, и повесила его на крюк возле двери. Потом спросила:
— А свитер?..
— Положи мне на полку…
Проводник проверил билеты, постелил белье и, пожелав доброй ночи, удалился.
Укладываясь спать, Кэмпбелл обнадежил своих спутников:
— Будьте спокойны! Все будет о'кэй! В случае чего, объясните, как договорились.
В пять утра на руке Кэмпбелла забились, затарахтели, словно в пустую банку попала оса, миниатюрные часы-будильник. Дипломат поднялся и стал торопливо одеваться. Спустившись с полки, накинул приготовленный макинтош. Поцеловал жену и вышел в коридор. Небо за окном чуть посветлело. По полям стелился туман.
Из служебного купе вышел заспанный проводник, держа в одной руке фонарь, в другой — чехол с сигнальными флажками. Кинул рассеянный взгляд на непутевого пассажира, поднявшегося ни свет ни заря, молча вышел в тамбур.
Скоро за окном показались дома, наполовину скрытые длинными дощатыми заборами и фруктовыми деревьями. Они терялись где-то во мгле. Проплыли столбы с висящими на них потускневшими лампочками. Вагон стал замедлять ход. Колеса на стрелках застучали неровно, с перекатами. Скрипнули тормоза, с тихим звоном ударились друг о друга буфера, и состав остановился.
Выждав, пока проводник закончит свои дела, Кэмпбелл вышел из вагона. Высокая асфальтированная платформа была влажной, как будто ее только что вымыли.
Светлый фасад большого вокзала, на котором крупными буквами стояло: «Орел», порозовел, как и облака высоко в небе.
Кэмпбелл поежился. Не спеша зашагал по перрону, пристально всматриваясь в здание, словно что-то выискивая. Возле двери, ведущей в зал ожидания, оглянулся. Платформа пуста. Проводник увлекся разговором с кем-то из соседнего вагона.
Кэмпбелл с трудом отворил тяжелую вокзальную дверь. Зал ожидания окутал его застоявшимся теплом. Нервная дрожь постепенно утихла. Он прошелся между рядами больших скамеек, заглянул в буфет… Вот раздался гонг… Кэмпбелл поднес к глазам часы и решительно зашагал к выходу в город…
На привокзальной площади стояли две автомашины — такси. Кэмпбелл заглянул в кабины — никого нет, водители куда-то ушли. Прошелся по улице, время от времени оглядываясь в сторону перрона. Когда вдали промелькнули сигнальные огни последнего вагона, повернулся и пошел в ресторан. Посидел немного, выпил чаю.