У каждого своя дорога

Шеллина Олеся

— Идиот! Что ты натворил? — истерично заверещала в голове Зина. — Зачем ты это сделал?!

Ответить Грубер не мог, ему даже думать было больно. Перед глазами все расплывалось, а сознание балансировало на границе с провалом.

— Грубер, держись! — как сквозь вату раздался голос Снегиря. — Проедем сколько сможем, а потом вплавь! По-другому не оторвемся!

Грубер плохо понимал, что он говорит. Он вообще плохо понимал, что происходит. Движения были медленными, словно у того медляка.

Подняв автомат, он повесил его на шею, на этот раз, поставив на предохранитель, попытался встать, но у него не получилось. Тогда он схватился за турель пулемета, ведь кто-то ему сказал, что нужно держаться, вот он и держался. А потом в кузов хлынула холодная вода.

Так как Грубер сидел на полу, то вода почти сразу захлестнула его с головой. Она залилась в нос, в уши, но привела в чувства. Хватаясь за выступы турели, Груберу удалось встать и добрести до борта. Странно, но машина все еще продолжала ехать по дну, но воды становилась все больше. Она уже достигла шеи, когда Грубер почувствовал, что чьи-то руки вытаскивают его из кузова.

Снегирь плавал хорошо. Грубер тоже знал не только стиль топора, но в том состоянии, в котором он сейчас находился, он мог только не мешать Снегирю вытаскивать их обоих.

Когда они добрались до берега, Грубер почти очухался. Он все еще чувствовал невероятную слабость, и в животе болело так, словно он глотнул кислоты, но, по крайней мере, выползти на берег он смог самостоятельно. Хорошо еще, что ползти пришлось по хорошо уплотненному песку, а не по илу или острым камням.

Было уже почти совсем темно, но даже в темноте было заметно, как на другом берегу бесятся муры. Ловить вплавь ускользнувших новичков даже среди них не нашлось желающих. Очень уж уязвимым был человек, находящийся в воде.

Не вставая, Грубер продолжал упрямо ползти от реки. Судя по звукам, раздававшимся за спиной, Снегирь полз за ним, матерясь сквозь зубы.

Что-то мешало передвигаться. Что-то сильно давило на пальцы правой руки, что несколько снижало скорость передвижения. Опустив взгляд вниз, Грубер увидел, что же ему мешало ползти, и, расхохотавшись, упал спиной на песок.

— Совсем с катушек съехал? — раздался злой шепот Снегиря. В ответ Грубер поднял руку и продемонстрировал тот самый превосходный топор, который он снял с пожарного щита в нолдовском НИИ. — Ясно. Вот значит, что в меня тыкалось всю дорогу. А я уж грешным делом решил, что ты из тех, кто не девушек в постели предпочитает.

— Если у тебя с этим проблемы, то не впутывай в них окружающих, будь так добр, — сказал Грубер почти нормальным голосом.

И тут на том берегу началась стрельба и раздались крики.

— Кажется, эти дебилоиды кого-то приманили на свои тупые головы, — равнодушно проговорил Снегирь, открыл фляжку и сделал глоток. — Жрать хочется и спать.

— Все запасы, включая спораны на дне этой замечательной речки.

— У меня споранов немного есть. Я их не в рюкзаке хранил. А тебя чего так накрыло-то? Из-за раны?

— Не, я жемчужину сожрал, чтоб врагам не досталась.

— Ты что, идиот? — почти через

полминуты спросил Снегирь, качая головой. — И угораздило же меня с блаженным столкнуться.

— Там вроде темнота более черная, — прищурившись, сказал Грубер.

— Где? — Снегирь посмотрел в ту сторону, куда указывал Грубер. — Точно, строение какое-то, что-то типа пляжного домика. Э-э-э, а как это у меня...

— Жемчужина сработала, — поздравил его Грубер, поднимаясь, опираясь на топор. — Знать бы еще все пределы твоего нынешнего зрения. Горох у меня есть, разведем, и будешь качаться.

— Себе оставь, — по виду Снегиря было не понятно, нравится ему его дар или не очень.

— Мне он может только, как валюта пригодиться, — хмуро ответил Грубер. — Там никого нет?

— Вроде нет. Даже если бы и был кто, то давно убрался, сомневаюсь, что в пляжном домике есть много еды.

Они медленно пошли к домику, а на другой стороне продолжали раздаваться одиночные выстрелы, крики и отчетливо слышалось радостное урчание.

Снегирь всматривался в темноту, до головной боли и мушек перед глазами, но никого не заметил.

Новоприобретенный дар Улья после интенсивного использования причинил Снегирю некоторые неудобства, которые, впрочем, легко снимались очередной дозой живчика.

Дом оказался пустынным. Никаких следов борьбы, крови и чего-то такого, что могло привести к мысли о том, что дом был не пуст в момент перезагрузки этого кластера, не обнаружилось. Зато обнаружились очень плотные жалюзи, газовая плита с полным баллоном, крупа в шкафу и несколько упаковок воды. Также в кухне обнаружилась соль, а в шкафу одиноко стояла бутылочка с уксусом. Больше из съестного ничего не нашлось, но новички Улья и этому были рады. Тщательно заперев все двери и закрыв жалюзи, проверив с улицы, что действительно света не видно, они занялись подготовкой ко сну. Точнее, Снегирь был оставлен на кухне, варить кашу, а Грубер направился в ванную, заниматься раной и приводить себя в порядок.

В шкафчике в ванной нашелся йод, пара бинтов и рулон пластыря. Нитки с иголкой обнаружились в гостиной. Видимо хозяйка любила рукоделье, потому что Грубер нашел моток шелковой нити. В ванной же нашелся пузырек со спиртовым раствором хлоргексидина. Плеснув в него немного йода, Грубер кивнул.

— Сойдет. Все равно ничего другого не найдешь, — раздевшись, он оторвал от раны присохший бинт. Рана снова закровила. Грубер взял иголку с ниткой и принялся шить, закусив губу, наблюдая при этом за своими действиями в зеркале.

Закончив с шитьем, Грубер обильно смазал шов йодом, и, быстро наделав несколько салфеток из бинта, закрыл рану с помощью лейкопластыря.

Воды в кране не было. Грубер предусмотрительно прихватил с собой бутыль с водой. Кое-как смыв кровь, он застирал от крови одежду. Разводы остались, но хотя бы кровавую корку удалось соскрести. Вода в реке хорошо постаралась, но вымыла не всю кровь. Оставив куртку сушиться, Грубер натянул мокрую майку и пошел на кухню.

Там он сел за стол и протянул горошину Снегирю.