У кладезя бездны. Часть 2
Шрифт:
— Как его звали? — после минуты тягостного молчания спросил я.
— Шарль… — сказал он — но настоящее имя Зоран.
— Зоран? — непонимающе переспросил я.
Вместо ответа Патрис плюхнулся на стул, откупорил бутылку вина — красное вино положено в Легионе по рациону, как у нас на кораблях нижним чинам положена "от Государя" чарка водки [47] . Разлил по стаканчикам, бутылку поставил на стол. Выпили не чокаясь.
Стоя…
— Он был сербом… — сказал Патрис — эмигрант во втором поколении. Рос в интернате Легиона, семью вырезали террористы. Не прошел по физическим тестам, поступил в национальную жандармерию. Он очень хотел в Легион, понимаешь?
47
Шесть
Я кивнул.
— Сколько ему было?
— Двадцать шесть…
Вот так вот. Когда же все это закончится… Как поле из лавы… только не остывает. Идешь, и не знаешь — то ли корка спеклась, то ли сейчас проломится под ногами, и ты провалишься в расплавленную чудовищной температурой огненную плоть земли.
И сгоришь…
— Месье Александр… — нерешительно начал Патрис.
— Да.
— Шарль… очень любил петь песню… а я не знаю вашего языка и не могу ее спеть. Это сербская песня… он говорил, что эту песню пела им с сестрой мать, когда они были маленькие… Сестру тоже убили. Может быть, вы знаете эту песню, месье Александр? Я не знаю… там есть такие слова… Снова над родиной ночь…
— Я ее знаю, месье адъютант [48] .
Эту песню я и самом деле знал, ее знали многие в России. С ней была связана скандальная история — когда Апостолический король Венгрии, Хорватии и Император Австрии Франц Максимилиан решил посетить Россию с визитом — полиция предприняла беспрецедентные меры безопасности, в Санкт Петербурге на время визита не осталось ни одного серба. Но когда карета ехала по Невскому, и Франц Максимилиан решил выйти, чтобы приветствовать русский народ — эту песню русские люди запели ему в лицо.
48
Сержантское воинское звание Легиона, четвертое по старшинству из пяти.
Политика государства — это одно. А политика народа — другое.
— Тогда… Месье Александр, мы можем вас просить…
— Можете, месье адъютант. Идемте.
Русы не имают страх! Русы не имают страх! Жило преданье в веках… Память святую хранит Горных отрогов гранит. "Тамо, далэко…" — Где тих морской прибой, Там где-то сербское войско Бьётся с несметной ордой. Снова на поле На битву вышла рать… Кровью исходит последней Милая Сербия-мать! В горы юнацы идут, Будто молитву поют… Каждому доля своя — "Живэла Русия!" Снова над Родиной ночь — Сил нет беду превозмочь… Волчьею стаей враги Сербию рвут на куски! "Где же Святая, ты, Русь?" — В сердце у сербина грусть… Где же громада твоя?! "Живэла Русия…"Группа легионеров — парашютистов первого парашютно-десантного полка в парадной форме, с беретами, засунутыми под погон, и со свечками в руках стояли вокруг кровати, на которой лежало накрытое белой простыней тело. Там, где должна была быть голова — лежал белый берет — знак специальных сил Легиона, который этот парень так хотел получить и при жизни не получил. Грубые, сильные, мозолистые руки держали тонкие палочки воска, дрожало, колыхаясь пламя свечей…
А я пел…
Как
И только — когда допел до конца — кто-то негромко кашлянул за спиной.
— Господа! — первым опомнился Дидье.
Генерал Венсан Бельфор, ныне заместитель министра обороны, отвечающий за военную разведку и действия специальных сил Франции, как в самой алжирской Франции, так и за ее пределами — шагнул в комнату.
— Что это значит, господа?
— Шарль… месье генерал… извините.
Генерал взглянул на накрытую простыней кровать, нахмурился, но ничего не сказал.
— Месье Александр — за мной. Заканчивайте здесь.
Вилла Сусини была одним из мест, куда лучше не попадать, и о котором лучше даже не вспоминать. Первоначально это была резиденция Легиона, потом, из-за угрозы терактов ее перенесли на авиабазу Рауль Салан. Здесь же теперь было что-то типа центра дознания, немало обогатившего человечество различными приемами добывания информации у тех, кто не хочет ее давать. Например — вход в сеть, это когда голого человека распинают на железном матраце, на кровати и к кровати подключают ток. Или вечерний душ — это когда человека поливают водой и одновременно подключают ток. Французы вообще в таких случаях действовали жестко и грязно. Второе армейское бюро, которое сейчас возглавлял генерал Бельфор, было известно тем, что оно не желает подчиняться правилам поведения, принятым среди цивилизованных разведок — например, французы могут убить чужого агента и даже резидента, совершенно не задумываясь о том, что это повлечет ответные меры для их людей. Впрочем… не время и не место судить.
Генерал вышел на балкон, затянутый сеткой — от снайперов. Достал небольшую сигариллу. прикурил, не предлагая мне. Может — знает, может — просто хочет мне мое место здесь показать. Ничего, переживем…
— Серьезную задачку вы нам задали, мсье… — то ли с насмешкой, то ли с недоброй иронией сказал он.
— Я так понимаю, что Иностранный Легион не знает других — ответил я.
Генерал передернул плечами.
— Не пытайтесь. Не выйдет. Мы по уши в дерьме, и надо что-то делать. Кто этот ублюдок?
— Я не знаю.
— Знаете. Мне нужна правда.
— Это и есть правда. Вы что — не можете проверить?
— Можем… Меня интересует другое. Для чего он нужен вам, господин вице-адмирал?
— В резерве, — поправил я, — я не нахожусь на действительной службе.
Генерал посмотрел на меня так, как отец смотрит на проделки расшалившегося отпрыска, потом улыбнулся и подмигнул.
— Если желаете мсье. Как бы то ни было — операция из чистого "пришел-ушел" превратилась в нечто большее. В эпическую битву, в которой я потерял четверых только убитыми. Пресса исходит воем, и у меня на столе лежит запрос Национального собрания с требованием предоставить всю информацию об инциденте. А самое главное — вы приходите и говорите мне, что вместе туза — у нас на руках шестерка. Так? И что я должен ответить на запрос?
— Ничего. Вам не кажется, что Франция погибла от говорильни?
— Франция продолжает жить! — моментально разозлился генерал.
— Перестаньте. Франция мертва, потому что ее убили. Ее убил Наполеон Третий, заключивший союз с теми, кто уничтожил Наполеона Первого — последнего достойного правителя Франции. Я ни в малейшей степени не испытываю раскаяния за то, что сделали мои предки, равно как и вы не раскаиваетесь за то, что пришли в свое время в Крым. Кровь монарха и королевы, которую вы пролили на плахе и тоже не раскаялись в этом, привела к тому, что в Париже сейчас германцы. Франция мертва, но из ее гибели вы никак не можете извлечь уроков. Возможно, если вы перестанете пользоваться покровительством Британии и САСШ, и терроризировать Германию — будет лучше. А если вы взглянет на северо-восток, то увидите там страну, в которой в аристократических родах принято, чтобы ребенок учил французский с детства, а русский — только с гимназии. Если вам это ничего не говорит — то давайте оставим наши отношения чисто деловыми, потому что видит Бог, нам есть в чем помочь друг другу.