У Кошки Девять Жизней
Шрифт:
Теперь, глядя на Петра Степановича, Игорь почувствовал себя очень неловко. Он всегда ощущал неловкость, когда сталкивался с человеческим горем, которому был бессилен помочь. Всякий раз делалось стыдно, что беда произошла не с ним, а с кем-то.
– Я статью принёс, - сказал Пётр Степанович. Голос его прозвучал, как из могилы. Пётр Степанович смотрел не на редактора, а куда-то в пространство.
– Да, давайте, - Игорь поспешно протянул руку.
– Я сейчас обедать иду. Давайте. Я прочту потом.
– Прочитайте, - негромко сказал Петр Степанович, отвернувшись. Он сунул Игорю несколько листов машинописного текста. Потом ещё тише добавил: - Прочитайте.
Игорь постоял на месте, провожая взглядом
Написанная неумелым, спотыкающимся, топорным слогом, статья эта была криком отчаяния несчастного человека, в лепёшку раздавленного действительностью и разуверившегося теперь во всём. Собственно, содержание самой статьи укладывалось в несколько слов. Остальное было - эмоции. Суд состоялся, и Эдик с Димой получили по полтора года условно. Адвокаты их как могли выворачивали дело, доказывая, что пострадавшая сама спровоцировала случившееся, и что самоубийство её никак не связано с изнасилованием. А судья, в свою очередь, решил проявить мягкосердие и принял во внимание молодость подсудимых, их хорошую репутацию и чистые, ничем не запятнанные биографии.
Дочитав, Игорь яростно потёр лоб руками. Он понятия не имел, как ему теперь быть. Даже и не со статьёй - со статьёй-то всё было ясно; Игорь мучительно переживал, как ему успокоить после всего свою совесть. А статья... Даже если бы она и была написана пером Льва Толстого - такое Игорь опубликовать не мог.
Он представил себе, как завтра Пётр Степанович придёт в редакцию за ответом, представил себе глаза несчастного старика... Игорь замотал головой. Нет, надо пойти съесть что-нибудь, надо отвлечься.
Обедал он каждый день в довольно неплохом, уютном кафе, прямо напротив редакции. Обед у главного редактора "Вечернего Нальчика" был достаточно скромным. Игорь обходился обычно горячей сосиской и чашкой крепкого чёрного кофе.
Здесь было пусто сегодня, и Игорь жевал свою сосиску, глядя, как за окном, по запыленной улице, пробегают автомобили. Ему взгрустнулось: вспомнилось старое доброе время, когда он заканчивал школу. Все вечера Игорь тогда проводил в обществе книжных героев. Захотелось убежать туда - в эти годы. Игорю было приятно-тоскливо: он думал о том, что каждый прошедший кусочек жизни обладает неизмеримой ценностью, ибо вернуть его уже нельзя. Можно вернуть только воспоминания. Дожёвывая сосиску, Игорь решил - нет, иллюзию прошлого, воздух этого прошлого, вернуть можно. Тогда он запоем читал книжки - это никогда не поздно вернуть. Хорошо бы, прийдя вечером домой, вместо дурака-телевизора прилечь на диван в своей комнате и при свете навесной лампы почитать какой-нибудь роман. Игорь решил: так и сделает. Хотя хорошо знал: никогда он не будет читать романы - ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. А если станет, то это всё равно не решит проблем. Ещё Игорь подумал, что как было бы здорово уехать из города - навсегда уехать. Конечно, забыть Нальчик с концами он не сможет - куда бы Игорь ни уехал отсюда, ему всегда будет не хватать этих улиц и этих домов. Но такой страшный, опасный город, размышлял Игорь, лучше, всё-таки, любить на расстоянии. Однако, основная проблема была не в Нальчике: основная проблема была в самом Игоре. Любая идея, связанная с решительным переустройством всей жизни, заранее, от начала, обречена. Игорь понимал это.
– Добрый день, - чуть не в самое ухо вдруг услышал он.
Игорь вздрогнул. Перед ним стояла Таня. Поразительно, но он не заметил, как она появилась в кафе. Игорь быстро и испуганно огляделся.
– Не бойся, - Таня качнула головой.
– Я только на минуту.
Игорь моргнул. Взгляд у Тани был жёсткий, стальной, как у тигра, и одновременно мягкий, спокойный.
–
Таня опустила глаза. Игорь поёжился.
– Не говори мне, что ты не знаешь подробностей.
– Подробностей я действительно не знаю. Меня там не было, - Игорь улыбнулся заупокойной, резиновой улыбкой.
– Их было трое. Альберт, Миша и Руслан. Они вошли в подъезд. Их видели. Потом вышли. А Марину нашли...
– Голос прервался. Игорь перевёл дыхание.
– Нашли застреленной. Её убили из пистолета. Было четыре выстрела. Руслан и Миша - это люди Альберта. Всё. Больше я ничего не знаю.
– Миша. Руслан...
– выговорили Таня тихо.
– Миша. Руслан...
Она повернулась и быстро вышла.
Глава 4
Руслан возвращался из ресторана. Было поздно. Он покачивался и угрюмо напевал что-то из народного балкарского репертуара. Это был невысокий мужчина с усами, как у Дудаева.
Руслан ещё в школе пользовался всеобщим уважением: никто не умел так быстро и незаметно вытащить кошелёк у прохожего на улице. Зная хорошие отношения Руслана с большими людьми из криминального мира, учителя опасались ставить придурковатому и злобному мальчишке низкие оценки. Хотя Руслану было, вобщем-то, наплевать на школу и на учителей: делать карьеру в нормальном мире он не собирался: мир этот существовал для него только как дешёвый придаток, декарация, фон к миру бандитскому. Не больше. Про Руслана ходила легенда, будто он может отключить одним ударом любого. Прямых очевидцев не было, но никто и не опровергал. В свои тридцать четыре года Руслан успел уже дважды отсидеть, и оба раза, как сам он говорил, "по глупости".
Руслан любил пьяные посиделки, кровавый кулачный бой и пухлых, с розовыми попами, мальчишек. Все его уважали и считали настоящим мужчиной.
Оказавшись в подъезде, Руслан чуть не упал. Он удержался, схватившись за ручку двери, и тяжело приподнял себя, не прерывая куплета старинной балкарской песни. Отпирая квартиру, услышал, как пронзительно и тяжело звенит телефон. Руслан бросил дверь открытой и направился в спальню... Но тут он остановился: его нетрезвому сознанию представилось вдруг, как что-то тёмное и неясное быстро, словно ночной ветер, проскочило с лестничной площадки в квартиру. Руслан помотал головой: с галлюцинациями он уже имел дело и не только на пьяную голову - знал, что вещь это нехорошая: не знаешь, где реальность, а где химеры, рожденные в больных мозгах самого Руслана.
Он прошёл в спальню. Телефон разрывался. Руслан схватил трубку.
– Алё! Чё, спал там? Разбудил?
– Это был Миша.
– Нет... Не спал...
– с трудом выговаривал Руслан, внимательно слушая каждое своё слово.
– Чё, бухой?..
– Чуть-чуть... чуть-чуть выпил... В кабаке сидели...
– Блин... Ты - не чуть-чуть... Понимаешь, чё я говорю?..
– П-понимаю.
Это было не совсем правдой. Руслан понимал только отдельные слова, которые словно встревоженные нечёткие призраки выплывали из хмельного тумана.
– Гасана замочили. Понимаешь? Щас стрелка. В "Южном". Там Альберт будет. Он сказал, чтоб я тебе позвонил. Понял?
– Гасана замочили... Альберт будет в "Южном"... Сказал, чтоб позвонил...
– Короче, Руслан. Иди в душ. Щас иди. Холодный душ сделай, понял? Холодный. Я за тобой заеду через двадцать минут. Быстро давай! Холодный! Понял?
– Да, понял, - с трудом ответил Руслан.
– Теперь он действительно понял.
Руслан положил трубку и в этот момент шею ему мгновенно облепил извилистый и упругий, словно змея, шнур. Шнур впился тяжело, сильно - и так быстро, что Руслан не успел его перехватить рукой.