У Купидона картонные крылья
Шрифт:
Этим утром безлюдный парк обволакивает густой туман. Здесь сложно поверить, что ты в Париже. Никого, кроме нескольких бегунов.
Бывают дни – с землею точно спаян,Так низок свод небесный, так тяжел,Тоска в груди проснулась, как хозяин,И бледный день встает, с похмелья зол [3] .Я знаю наизусть это стихотворение: Бодлер, «Сплин». Когда на улице такая погода, строки сами приходят на ум. Как же
3
Из стихотворения Ш. Бодлера, перевод И. Ф. Анненского.
Приближаюсь к каменному мосту, перекинутому через озеро. Это одно из ключевых мест парка. По спине пробежал холодок. Не этот ли мост называют «мостом самоубийц»? Начинаю дрожать. Этот мост, храм Сивиллы, темные стволы деревьев – такое чувство, что я попала в ожившую картину Делакруа.
Тяжело шагаю по мосту, останавливаюсь на полпути, опираюсь на перила. Красиво. Грустно. Роюсь в сумке, чтобы найти пачку сигарет, потом пытаюсь зажечь сигарету на ледяном ветру.
Шесть месяцев не видеть его… Или больше. Вдруг до меня доходит: поддавшись своей импульсивности, я могу бесповоротно потерять Антуана.
Мне так горько, что я начинаю рыдать. Сигарета гаснет. Снова достаю зажигалку. Она такая красивая, серебряная – это подарок Антуана. Один неловкий жест, и зажигалка выпадает у меня из рук. Я издаю пронзительный вопль – зажигалка летит к воде. Пытаюсь ее поймать, наклоняюсь и тяну руки. Вдруг чувствую, как кто-то сзади обхватывает меня руками. На этот раз я кричу от неожиданности.
Кто-то отталкивает меня в сторону. Я падаю и вижу темную фигуру, склонившуюся надо мной. Мужчина. Крепкий. Господи, что ему от меня нужно? Я лежу на земле в безлюдном парке. А вдруг он маньяк? Ну и кошмар…
Внезапно мужчина тянется ко мне. Я инстинктивно закрываю лицо и уже готовлюсь пнуть его между ног, но тут до меня доходит, что он протягивает мне руку, чтобы помочь встать.
Прихожу в себя и собираю воедино детали, которые меня успокаивают. Кепка, знак на куртке… Это же сторож парка!
Ощущаю облегчение, опираясь на его руку, встаю. Он обнимает меня.
– Не нужно этого делать, слышите, не нужно, – шепчет мне в ухо. Пахнет от него не очень-то приятно.
– Делать что? – спрашиваю его, взволнованная и раздраженная одновременно. Стараюсь высвободиться из объятий.
– Месье, прекратите, вы же меня задушите!
Он наконец отпускает меня, смотрит мне в лицо. Останавливает взгляд на моих заплаканных глазах с мешками от бессонной ночи. Затем крепко берет меня за руку.
– Пошли, идите за мной.
– Но… Что…
– Нет, нет, нет, никаких протестов! Нельзя это так оставлять! Вам нужно выпить чего-нибудь горячего в моей хижине и рассказать, что у вас произошло.
– Это очень мило, но все в порядке, месье, я…
Он поворачивается ко мне, хмурит брови.
– Не болтайте! Знаете, не нужно этого стыдиться. В некоторые моменты нужна помощь…
– Но мне помощь не нужна!
Мужчина добродушно смеется.
– Те, кто нуждается в помощи, всегда говорят именно так. Я уже привык, пошли…
Вдруг я понимаю, что случилось: я на мосту самоубийц, с заплаканными глазами, эдакая тень в тумане, да еще моя нелепая попытка поймать зажигалку…
– Простите, я
– Давайте не будем об этом говорить, – бросает он резко.
Не имея сил сопротивляться, уступаю ему. На повороте холмистой тропинки вижу маленький кирпичный домик – это и есть хижина сторожа.
Мы заходим, он подталкивает меня к креслу и приказывает сесть, довольный собой: как же, он ведь меня спас! – потом идет готовить кофе. Окидываю взглядом комнату и обнаруживаю на стенах прикрепленные письма и открытки. Встаю, чтобы посмотреть поближе.
Везде слова благодарности.
Вы спасли мне жизнь!
Я вас никогда не забуду.
Вы стали лучиком света во тьме…
И тут я начинаю понимать: этот сторож – что-то вроде пастыря для заблудших душ, потерявших веру в себя и надежду! Губы сами растягиваются в улыбку.
Мужчина протягивает мне чашку горячего кофе. О, от кофе я не откажусь.
Не свожу глаз с этого героя. Вот кто бы мог подумать. Обычный сторож, гоняет любителей пикников, переходящих границы, а оказывается – спаситель человечества.
Ну что же… Подробно рассказываю ему о своих сердечных муках. Он слушает, качая головой на каждой фразе, чтобы дать мне мужество продолжать. Вообще-то я редко изливаю душу незнакомым людям, точнее – никогда. Однако через полчаса я и сама пребываю в удивлении от того, что мне стало легче, что меня выслушали.
Я узнаю, что его зовут Жан-Клод. Что он работает в парке уже пятнадцать лет. Но я никогда его не замечала.
Готовлюсь прощаться.
– Больше никаких глупостей? – говорит он с заботой.
Улыбаюсь ему в ответ:
– Обещаю.
– Сообщите мне, что нового, если будет желание, ладно? Я бы хотел быть уверенным, что у вас все хорошо.
Он протягивает мне картонку со своим номером телефона. Я уже на пороге, когда он кричит мне:
– Подождите! – ловит меня за рукав и что-то вкладывает в руку. – Посмотрите позже, – добавляет, подмигнув.
Засовываю маленький пакетик в сумку и выхожу из хижины утешений. Иду к выходу из парка. В ушах звучат слова сторожа: «Берегите себя!»
Оборачиваюсь и машу рукой тому, кого отныне буду звать Сторож Надежд.
Сцена 6
Роза
Ну вот, отвела Кесию в сад. Каждое утро один и тот же кросс на скорость. Ей остался год до начальной школы. Не знаю, как там будет дальше. Но пока я еще могу провожать ее до дверей группы. Не могу сказать, нравится мне это или нет. Тут настоящий муравейник. Возбужденные родители толкаются, оставляя свое потомство. Воспитатели и их помощники пытаются наладить хоть какой-то порядок. Напрасно. Везде крики и плач. Это ж какие нервы надо иметь, чтобы каждый раз быть свидетелями душераздирающих прощаний! Матери покрывают дочек-сыночков тысячами поцелуев, как будто не до вечера расстаются, а на всю оставшуюся жизнь. Потом натужно улыбаются, передавая ребенка воспитателю. И эта маленькая драма каждого дня – кто-то из матерей, выбившихся из сил с самого утра, совершает фатальную ошибку: забывает любимую игрушку ребенка. Ребенок ревет, все бросают на мать сочувствующие взгляды. Ей ничего не остается, кроме как сесть в машину и отправиться за этой злосчастной игрушкой. Чувство вины – это нам, матерям, знакомо.