У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем!

Гусейнова Ольга Вадимовна

— Вас послали поговорить об этом? — грубо перебил Валиан. — Так можете передать своим главам, что это моя земля и не им распоряжаться, что здесь будет и как.

— Нет, не об этом, — спокойно ответил Шай, чуть наклонив голову, но стальные глаза опасно блеснули, скорее всего, неодобрением князя. И еще, сдается мне, все трое южан тщательно изучали его, знакомились… как с врагом. — Совет старейшин и главы кланов хотели предупредить тебя, что на чужое не зарятся. То, что происходит за горами с вашей стороны, интересует нас постольку-поскольку. Но, если вдруг кто-то задумает хоть на версту передвинуть границу в нашу сторону,

разбудит общее горячее внимание, настолько обжигающее, что может растопить ситуацию и на Севере. А затем смоет любого недалекого северянина, решившего позариться на земли Юга.

Я даже кожей ощутила напряжение, возникшее в торжественном зале: охрана, невесты, княжеская свита и сам князь — все вытаращились на этих троих южан, отменно державшихся и открыто заявивших о себе. Глубоко вдохнув, я почуяла ярость князя, чей-то страх, удивление стражников и — откровенное восхищение девиц, а вот от Шая и его спутников пахло спокойствием и уверенностью. Они не кичились силой, не задирали нос, а доходчиво передавали волю своего народа и твердо верили в себя.

Кажется, наш Светлейший это тоже понял и принял к сведению. А может, его змей-советник угомонил: на спину севшего ровно князя легла его узкая бледная рука — не дала встать, резко ответить, предупредила о спокойствии, а может, не дала напасть на чужаков, дерзнувших сказать нелицеприятное.

Спокойствие Валиану далось с трудом, но мрачный взгляд на делегатов Юга он бросил. Ведь его принародно унизили, но убить переговорщиков — значит объявить войну. Это закон Зеленой стороны! А вот на Желтой, как я слышала, вестников с плохими новостями убивали на месте. Я невольно скосила глаза на Шана Гадючного, мелко и быстро сучившего по полу хвостом в полосатом чулке. Похоже, страх исходит от змея.

Повернув голову в сторону заговорившего Валиана, я нечаянно посмотрела на Эльсу… Ого, кошка сервал, не мигая, пялится на южанина волка! Мало того, ее округлившиеся голубые глаза горят восхищением и жаждой обладания. Ошибки быть не может: вон как она жадно сглатывает слюну, разглядывая мужчину, которого я про себя нарекла Стальным.

Краем уха я слышу, что переговоры продолжаются, но о чем конкретно говорят — нет. Потому что тонкие губы Шая шевелятся, а Эльса повторяет каждое их движение своими губами. Так молятся в храмах Луны — тихонько повторяя слова за верховным жрецом, не думая о смысле, веря душой и стремясь к божественному свету сердцем.

— …можете не задерживаться у нас, уверен, вас ждут дома, — наконец донесся до меня злой, ироничный голос Валиана.

— Ты прав, князь, мы сегодня же вечером покинем Аверт. Благодарим, что позволил отдохнуть сегодня, — по-прежнему невозмутимо, спокойно ответил Шай, чуть склонив голову.

Делегаты коротко кивнули, развернулись и гордо, неспешно удалились. Не успела я посетовать, что пропустила основную часть переговоров, пришлось хватать за локоть Эльсу, будто под чарами рванувшуюся за южанами. Она резко вырвала свою руку и обожгла меня яростным взглядом. А в следующее мгновение, видимо, осознала, что все еще в невестах князя и участвует в смотринах: уйти прямо сейчас — подписать себе смертный приговор. Подобного, тем более, второго за сегодня унижения Валиан не спустит. Даже девице.

Через некоторое время князь вспомнил о невестах. Очередность устанавливалась князем лично: он вытаскивал бумажки с нашими именами из шапки, которую

держал распорядитель. Я оказалась предпоследней участницей тура «Обольсти жениха». Но не успела с облегчением выдохнуть, подумав, что предыдущие чаровницы наверняка успеют заворожить и обольстить светлейшего не раз и не два, поймала княжеский взгляд. Он подмигнул мне игриво и усмехнулся как-то излишне лично, как хозяин… будущий. Поэтому уходила я из зала расстроенная и озабоченная.

***

Княжеские палаты, куда меня привела прислужница-лисица, превосходили размерами все жилье, что я до сих пор видела. И вот уже битый час ожидаю своей очереди на «диване» в «передней» — горнице перед жилыми покоями. Где-то за стеной невидимые музыканты наигрывают на свирели и домре, иногда к ним присоединяется гусляр. Хорошо играют, ладно, душевно, да только я вся как на иголках — боязно, неизвестность мучит, мысли в голову лезут всякие-разные…

Музыка играет, время идет, я уже в сотый раз нервно осмотрелась, пощупала этот самый диван — мягкий, широкий, низкий, обитый красной кожей. Мне, жительнице Севера, привычной в Волчьем клыке к лавкам для гостей, непременно крытым узорчатыми и полосатыми коврами, беленым стенам, иногда с веселым рисунком в накат, высоким дубовым поставцам и сундукам, в этой странной передней было не по себе. Красные ковры с ворсом на стенах и на полу, по которым ходить боязно, диван этот заморский, низенький дурацкий стол. Как за таким есть? Наверное, это влияние советника с Желтой стороны.

Я в сотый раз поправила на коленях подол скромного синего сарафана. Эх, догонять и ждать — хуже некуда! Ведь мне пришлось с полудня дожидаться своей очереди «обольстить» жениха. Каждой невесте отводилось по часу наедине с князем. Кукушка в больших напольных часах уже давно прокуковала восемь вечера. А меня никто не кликнул.

После меня Глаша осталась, а передо мной, если не ошибаюсь, была Эльса. Нет, я, конечно, не против, чтобы она занимала мое время. Пусть обольщает на здоровье. Мне бы отсюда уйти, но вместо этого я, верно в тысячный раз, прокручивала в голове, как бы так выскользнуть из компании невест, чтобы и волки сыты и овцы целы.

Вот кожей чувствую, что просто так не отпустит. Вон чего утром учинил…. Думаю, оставит при себе в качестве знахарки. И сменю я шило на мыло — одного вспыльчивого жестокого хозяина на более опасного. Вот и мучилась весь день, решая, как поступить? Как избавиться от князя, не говоря уже о том, чтобы не попасть к нему в гарем, и обрести свободу?

Музыканты перестали играть, видно сейчас затянут другую мелодию, а я неожиданно уловила странный шум. Доверяя своему чуткому слуху, свойственному всем кошкам и каракалам в особенности, мало того, никогда еще меня не подводившему, я прислушалась. Дальше ноги, словно сами по себе, ведомые опять-таки кошачьим любопытством, понесли меня в покои князя.

Раздвинув искусно расшитый золотом красный полог, я оказалась на пороге просторной опочивальни, по углам которой горели десятки свечей, придавая ей таинственный вид. Полы устилают ковры, скрадывая шаги… А дальше я ошарашенно уставилась на князя, лежащего на огромной кровати, полностью обнаженного, и главное — привязанного за руки к кованому изголовью! И не абы чем, а тонкими, но крепкими цепями. У меня аж рот приоткрылся и мозги растеклись киселем, потому что спросила я глупость:

— А где Эльса?