У нас в саду жулики (сборник)
Шрифт:
…Я вбегаю в «Зодиак», а там уже торчит знакомая тележка. Он всегда ее оставляет возле вешалки. А сам со своими балладами обходит накрытые в зале столы.
И Еся-Боксер так понимающе мне соболезнует.
– Опять, – разводит руками, – не успел…
Я же сказал, Арон Купершток. А после Арона Куперштока ловить уже нечего.
А когда выходит на набережную, то со своей тележкой объезжает все скамейки. Так что мне до него еще расти и расти.
И, как пример для подражания, имеется и свой «Феликс Эдмундович»,
Как-то стою в «Интернейшенеле» за плавленым сырком, а он там всех подряд и прочесывает. Каждый отдел: и гастрономический, и кондитерский, и рыбный.
– Ви, – улыбается, – не еврэй?
Ну, и все время попадает в яблочко. Работает без дураков.
И вроде меня с такой же, через плечо, сумочкой. А вместо кепочки – с такими висюльками шляпа. Как будто заплетенные косички. Ну, прямо из листовки возле Гостиного двора.
И даже не нужно надписывать. Вытаскивает брошюру – и вся любовь. И каждый отслюнивает доллар.
– Я, – говорю, – вообще-то полукровка.
Но он от меня даже как-то шарахнулся.
Хотел потолковать с ним за житуху. И все никак не удается.
Увижу – и прямо к нему. Но он меня почему-то сразу же унюхивает. Нырнет, и смотрю – уже кого-то прищучил.
А иногда даже выходит на проезжую часть. И давай прочесывать подряд все машины.
И все допытывается:
– Ви не еврэй?
И каждый как будто платит штраф. Но, правда, негров – тех почему-то не трогает.
И потом я все-таки догадался, где зарыта собака.
Тридцать лет тому назад папа решил меня устроить на работу. Приводит в отдел, а начальник отдела – еврей. И мне надо заполнить анкету.
Ну, и в графе «национальность» я взял и накорябал: «гибрид». Просто хотел сделать человеку приятное.
Но он моего порыва так и не оценил.
– Вы, – говорит, – что, – и смотрит на меня волком, – растение?
И так меня потом никуда и не взяли.
Мишка и стасик
– Вот, – говорит, – смотри, – объясняет мне Мишка, – все здесь у них китайское… или тайваньское… И даже бананы, – улыбается, – и те кубинские… А своего – ни х…
Во время беседы, в силу повышенной эмоциональности, Мишка, как правило, переходит почти на сплошной мат. И, как ни странно, я ему отвечаю той же монетой. Как в ресторане евреям. Когда, по мере оживления торговли, перехожу на еврейский акцент.
Сегодня Мишка в ударе и, прежде чем начинать свою исповедь, должен себя для порядка распалить.
Да он с ихней Статуей свободы не сел бы рядом и срать! Все гоношатся: равенство, правосудие! А Мишка уже знает, что значит правосудие по-американски.
Примерно такое же, как у нас теперь в милиции. Но только еще хуже. Даже еще хуже, чем в Эстонии.
– Вот, – говорит, – послушай.
Приходит Мишка к дантисту,
Мишка ему заплатил сто долларов, а зуб все болит и болит. Ну, прямо хоть лезь на стенку.
Дантист Мишке и намекает, что не помешало бы вырвать и другой. Тот, который болит. Но только уже не за сотню, а за пятихатку. (Значит, за пятьсот.)
Понятное дело, еврей. Правда, не наш советский, а демократический польский. Но хрен редьки не слаще.
Мишка сначала засомневался, но еврей Мишку опять убедил и теперь ему выдрал уже и другой. И Мишка тут же стал собирать документы, что выдранный после здорового зуб и вправду больной. Но люди еврея про второй зуб ничего Мишке на руки не дали. А документы на здоровый – сожгли; но Мишка все-таки успел зафиксировать инвентарный номер. И даже и здесь, в логове врага, нашлись добрые люди и посоветовали ему взять еврея за жабры.
Мишка еврею и говорит: давай, падла, лечи второй бесплатно, и тогда, обещает, что вырвал здоровый, прощу.
Но еврей заартачился.
Мишка ему говорит: ну, б. дь, смотри. И повел с жидярой борьбу не на жизнь, а на смерть. И выбьет теперь из него страховку – двадцать тысяч долларов. И со спокойной душой вернется в свою Эстонию.
И еще для Мишки важен азарт.
– Все, – говорит, – еврею теперь хана.
А тот и не ожидал, что Мишка окажется таким хватким. Будет теперь, сука, знать.
Да что там еврей. Мишка даже попер и на полицию.
– Здесь вам, – кричит, – не у Феди!
Его давай успокаивать, но у Мишки были свидетели, что он упал от боли в обморок. И что дантист грозился его прямо в кресле убить. Хотел, паскуда, сломать Мишке челюсть.
И тогда полиция решила, что с этим русским лучше не связываться; и все закончилось встречей на Эльбе. И за «использование служебного положения в целях вымогательства» жидяре теперь корячится волчий билет.
А точку в этой удивительной истории поставил Стасик. У нас в ночлежке у него, как и у всех, тоже кликуха. У Мишки – Жидомасон. У меня – Солженицын. Ну, а у Стасика – Американец. Уж больно ему здесь в Нью-Йорке все нравится. И в особенности его поразил один случай, который ему подтвердил, что Америка – великая страна.
На Пятой авеню пуэрториканец торговал со столика пирожным. Пошел, рассказывает, поссать – а негр видит, что никого, – и прямо с лотка это пирожное сп…дил.
Негра, конечно, взяли за жопу, и потом состоялся суд. И суд, признав похитителя пострадавшим, вынес обвинительный приговор самому пирожному.
За то, что оно такое привлекательное и в отсутствие справляющего нужду пуэрториканца позволило себя соблазнить.
– А с кочегарами, – вздыхает, – даже в Америке ничего не могут поделать.