У подножия Мтацминды
Шрифт:
— Она согласна, конечно, согласна.
— А Ольга Соломоновна?
— Она… она тоже согласна, но хочет, чтобы свадьба была отложена на год.
— Варвара Вахтанговна об этом знает?
— Нет. Я сам об этом узнал только сегодня, перед поездкой в Самтреди.
— Так почему же ты думаешь, что мама и теперь будет против, когда Ольга Соломоновна…
— Да маме все равно, согласна или нет Ольга Соломоновна, — перебил его Гоги. — Она сама не согласна — и баста!
— Что же она говорит?
— То, что говорят все матери. Что еще рано, что я еще ребенок
— Гоги!
— Не буду, не буду! Сам знаю, что про мать так нельзя говорить, но ведь чепуха, сказанная даже самым любимым человеком, не перестает быть чепухой!
— Не знаю, Гоги, способен ли ты спокойно меня выслушать.
— Конечно, способен. Как же иначе?
— Тогда слушай. Дело не в возрасте, а в скоропалительности и неожиданности. Для влюбленных это пустяк, а для родителей вопрос серьезный. Ты должен дать мне слово, что если Варвара Вахтанговна присоединится к мнению Ольги Соломоновны, то ты согласишься подождать год.
— Лишь бы мама согласилась, а там будет видно! — воскликнул Гоги.
— Не «будет видно», а уже видно, что ты — настоящая лиса!
— Пусть я буду лисой, — засмеялся Гоги, обнимая Смагина, — но вы в свою очередь должны мне дать слово, что никому не скажете, что я лиса.
За разговорами они не заметили, как прошли знаменитый мост возле крепости и шли теперь по дороге, проложенной среди девственного леса, по направлению к соседнему селению.
— Как же это я, — засуетился Гоги, — ничего вам не показал, ничего не объяснил… Вернемтесь, я вам все по порядку расскажу.
Смагин улыбнулся.
— Знаешь что, Гоги, ты возвращайся домой. Мзия, должно быть, соскучилась без тебя, а я уж как–нибудь сам разберусь в здешних достопримечательностях.
— Как же вы один разберетесь во всем? Вы здесь первый раз, а я уже целый месяц.
— То, чего я не пойму, ты мне объяснишь потом.
— Ну хорошо. Лису не обманешь. Я вижу, что вы хотите побродить в одиночестве, но найдете ли вы наш дом?
— Вон его крыша, я вижу отсюда.
— Только не вздумайте углубляться в лес.
— Там что, тигры?
— Нет, тиграми будем мы с Мзией, если вы не вернетесь домой через полчаса, — засмеялся Гоги и, махнув ему рукой, побежал к дому.
Смагин оглянулся и только сейчас почувствовал ту глубокую тишину, в которой находился. Деревья провожали его тихим шелестом ветвей. То здесь, то там на дорогу как бы наступали переплетавшиеся друг с другом их корни, напоминавшие гигантских змей.
Он дошел до старинного деревянного моста, по которому только что проходил с Гоги, и остановился.
Внизу неслись быстрые волны. Супсы. По левую сторону, у отлогих берегов, вода казалась серебристой, почти прозрачной. С правой стороны цвет ее приобретал оттенки изумруда. Здесь крутые берега вздымались вверх и были покрыты густым девственным лесом. В некоторых местах, напоминая балконы, выделялись острые, обросшие зеленоватым мхом скалы.
Недалеко за мостом река делала крутой изгиб, исчезая в лесистых горах, и напоминала небольшое продолговатое озеро.
Смагин медленно прошел
Казалось, самый гениальный художник не мог придумать такой гармонии красок, форм и очертаний. Здесь было предельно естественное чувство меры, которое не могло не пленять даже самих неискушенных в искусстве людей, ибо в душе каждого человека заложена магическая тяга к прекрасному, и чем глубже и совершеннее эта красота, тем сильнее она действует на воображение.
Смагину вдруг захотелось подняться в горы. Он снова перешел мост и, выбрав узенькую тропинку, стал медленно подниматься. Пряный аромат осенних листьев приятно кружил голову. Приходилось иногда перепрыгивать через расщелины, цепляясь за ветки деревьев, или перебираться по камням через ручейки.
В этом девственном лесу казались такими далекими и ничтожными набитые праздной публикой нарядные кафе и шумные кабаре, министры и коммерсанты.
Заметив камень, до смешного напоминавший кресло, Смагин расположился на нем и задумался.
Снизу послышались громкие голоса. Смагин сразу пришел в себя, поднялся с камня и начал быстро спускаться по тропинке. Но спускаться было труднее, чем подниматься, и перед самым выходом на дорогу он поскользнулся и упал бы, если бы не оказался в объятиях хохочущего Гоги.
— Вы репетировали атаку крепости? — услышал он над самым ухом веселый голос Мзии.
— Я хотел удостовериться, можно ли ее реставрировать, — отшучивался Смагин.
— Александр Александрович, но разве можно так пугать людей? — укоризненно произнес Гоги. — Мы все так переволновались, а больше всех мама. Она и отрядила эту спасательную экспедицию.
— Гоги! — с напускной строгостью прервала его Мзия. — Не забывай, что опытному лектору твои лекции могут показаться смешными. Идемте лучше ужинать…
— Александр Александрович! Теперь вы должны за меня заступаться! — вскричал Гоги. — Мзия хочет меня поработить!
Начало уже смеркаться.
Они возвращались домой улыбающиеся и притихшие. В эту минуту каждый из них по–своему был счастлив.
Глава III
Несколько дней подряд Смагин совершал долгие прогулки, во время которых им владел какой–то особенный, уверенный покой. Казалось, он начинает осознавать глубже все то, что до сих пор чувствовал только интуитивно. В Тифлисе было слишком много впечатлений, неожиданных встреч и событий. Все это смешивалось с недавно пережитыми волнениями, испытанными во время пребывания на территории, занятой Деникиным.