У подножия Саян
Шрифт:
— Как вам удалось в такой дали создать чабанский центр, наладить культурную жизнь, расскажите.
Хозяева отмалчиваются.
— Ну, тарга, мы-то тут при чем... Благодаря колхозу, — отвечал только
Я уже собрался уходить, едва набрав материал для очерка о лучшем чабане, когда между почетными грамотами, висевшими на ковре, увидел непонятный предмет, прикрепленный к самой середине ковра.
— Что это за вещица, на таком почетном месте? — поинтересовался я.
— Это сыгыртаа из бересты, — ответил Лапчар и как-то особенно, мне показалось, посмотрел на жену.
Лицо Анай-кыс тоже просияло. Она улыбнулась:
— Первая вещь нашей семьи.
Я уже держал в руках семейную реликвию. Она не была шедевром прикладного искусства и вызвала мой горячий интерес потому, что едва о ней зашла речь, хозяев словно подменили, они стали разговорчивее.
— Как это? — наступал я. — Она ведь
Лапчар опять улыбнулся.
— Если об этом рассказывать — получится целая история.
Эту историю, начавшуюся с сыгыртаа, и записал я, назвав ее «Анай-кыс».
Потом я встречался с героями этой повести в Шивилиге, и мы втроем ходили к реке, где Анай-кыс и Лапчар играли в детстве в сайзанак. Когда мы пришли, там тоже играли дети, складывали камешки. К нам подбежал мальчуган, не выговаривавший половину букв алфавита, с ним девочка, они что-то объясняли. Анай-кыс наклонилась к ним, теперь они вдвоем говорили ей что-то. Она рассмеялась.
— Дети просят нас уйти, потому что сейчас они будут запускать ракету. Лапчар, а ты одной ногой стоишь на космодроме.
Познакомившись со своими героями, молодыми, дерзающими, с Лапчаром и Анай-кыс, Эресом и Долааной, я был взволнован и не мог не рассказать о них. Какие красивые люди живут у подножия Саян, на широких просторах Улуг-Хема. Нет ни начала ни конца песням о моем родном Улуг-Хеме, его людях. И, если я сумел написать еще одну, — я по-настоящему счастлив.