У рыбацкого костра
Шрифт:
Когда мы прибежали на берег, раздался отчальный гудок парохода, на котором мы должны были ехать.
– Гу-гу, - прогудел он коротко, что на пароходном языке означало: прими сходни, я поехал.
Мы бросились со всех ног на пристань. Сходни были убраны, носовая чалка уже отдана, и капитан громко скомандовал с мостика:
– ОтДай кормовую!
Молодой парень бежал к кормовой чалке, а мы неслись следом за ним.
– Ну, давай прыгай!
– крикнул он, протягивая нам руку, и мы прыгнули с конторки на корму парохода, а парень сбросил
Это был небольшой пароход, из тех, какие ходили в ближние села и назывались «купцами». Вся его палуба, и корма, и нос были завалены пустыми корзинами из-под яблок, и весь он пахнул яблоками, точно шел не по воде, а по саду. На корму явился помощник капитана, и Коля важно купил у него билеты. Мы разлеглись между корзин и стали смотреть, как бурлит под винтом вода.
Пароход подходил ко всем маленьким пристаням, понемногу выгружая корзины. Мы с Колей проголодались, долго терпели, потом решили съесть один завтрак, но не удержались и съели оба: очень разыгрался аппетит от свежего ветра и яблочного духа.
Наконец мы приехали в Беленькие. Коля пошел на ручей в орешник вырезать удилища, а я отправился копать червей. Я хорошо помнил места, где водились черви, и очень обрадовался, когда все в деревне начал узнавать: там за целый год ничего не переменилось.
Мы вернулись с Колей на конторку, сели на самом носу, спустив ноги за борт, быстро смастерили и закинули удочки.
– Вот как раз тут и берутся сазаны, - сказал Коля.
Осеннее течение было тихо, поплавки относило вниз медленно,
и мы перекидывали удочки очень редко. Сверху приплывали золотисто-лиловые, сизые и зеленые разводы нефти, кружились около наших лесок и ленточками уплывали дальше. Мы сидели молча. Рыба не клевала.
– Надо погодить, - сказал Коля, - ведь сазаний клев начинается позже.
Мы посмотрели на солнце, оно немного опустилось.
Снизу пришел «купец», заставленный корзинами с яблоками, добавил с пристани еще яблок и ушел в город. А у нас ни разу не клюнуло.
– Может, ты все сочинил?
– сказал я, когда надоело перекидывать удочку.
– Я тебе расскажу, как было, - быстро отозвался Коля, будто обрадованный, что я с ним заговорил.
– Мы удили здесь с папой. У нас сперва тоже не клевало, и мы собрались уходить. Вдруг у папы стало тихонько клевать, долго, долго, потом сразу как поведет вбок! Он и подсек. И говорит: «Это, наверно, сазан. На, говорит, держи удочку, я хочу, чтобы ты вытащил». Я как взял, насилу удержал. А папа говорит: «Ты сильно не дергай, оборвешь леску, а дай ему поводить, он устанет, тогда ты его и вытягивай!» И правда, как стал он водить то в эту сторону, то вон в ту, я думал: «Оборвет все на свете». Потом он немножко присмирел, я его как выхвачу прямо вот сюда и схватил руками. Красивый!
– Ну, а какой?
– спросил я.
– Ты бронзу видал? Ну, такую темно-золотую? Вот у него такие бока. А спинка черная, а животик белый. Башка толстенная, тупая, и ротик ма-аленький-маленький, и он
Мне опять страшно захотелось поймать сазана, и я снова принялся перекидывать удочку. Но клева все не было.
Пришел еще один «купец», сверху, с пустыми корзинами. Коля решил купить что-нибудь поесть, потому что обеденное время уже миновало. Он принес из пароходного буфета булок с яблоками, и только мы принялись за еду, как поплавок на моей удочке - тюк-тюк, тюк-тюрю-рюк!
– пустился тихонечко приседать.
– Сазан!
– шепнул мне Коля.
У меня булка выскочила из рук и - плюх в воду. Коля - толк меня в бок и шепчет:
– Ты с ума сошел! Не подшумливай!
Поплавок опять заплясал: тюк-тюрю-рюк! Меня так и подмывало дернуть. А Коля учит:
– Погоди, не торопись.
Тогда поплавок остановился и замер. Я осторожно потянул удочку вверх и неожиданно вытащил из воды рыбу - узенькую, длинную, вроде селедки, и такую же серебристую, с чуть вогнутой спинкой. Когда я ее выкинул на конторку, она один раз дрогнула и сразу обмерла: глаза у нее помутнели, и чешуя стала терять блеск и синеть.
– Чехонь, - сказал я горько.
В этот момент Колин поплавок тоже заплясал. Коля схватил удилище и тоже вытащил чехонь. Так и пошло: то я вытянул рыбку, то он, не успеваем закидывать удочки. Скоро мы натаскали целую кучу рыбы, и она валялась на полу конторки, сухая, бледносиняя. Мы вымазались в чешуе, потому что чехонь линяла от одного прикосновения, но мы не обращали на это внимания, мы были рады, что начался такой веселый клев.
Внезапно позади нас раздался голос:
– Вы что тут нанавозили?
Мы обернулись. Над нами стоял старый усатый матрос.
– Кто вас сюда пустил?
– закричал он.
– Мы, дяденька, сазанов ловим, - вежливо сказал Коля.
– Са-за-нов?
– закричал он громко.
– Вот я сейчас ваших сазанов!
Неизвестно, откуда взялась у него метла, и он начал изо всей силы сметать чехонь в воду.
– Убирайтесь с конторки, живо!
Мы наскоро забрали свое добро и сошли на берег.
Только тогда мы увидели, что Волга была огненно-красная, будто ее зажгли со всех концов: солнце наполовину опустилось за небосклон. Вниз по течению плыла наша чехонь худенькими животами вверх, а животы были розовые от заката. Мне стало жалко рыбу. И вдруг я подумал: «Что теперь с нами будет?»
– Влетит нам дома, что мы пропадали, - сказал я.
– Сейчас придет «купец», мы как-нибудь словчим, сядем, - ответил Коля.
– Зачем же ловчить? Купим билеты и поедем.
– А на что ты купишь?
– Как на что? Ты сказал, что у тебя денег хватит.
– А ты яблоки с булкой ел?
– Яблоки ел, а булка уплыла.
– Ну так что же, уплыла: все равно я за нее заплатил.
– И не осталось ни копейки?
– Ни копейки.
Коля был встревожен, но смело смотрел на меня своими желтыми глазами.