У рыбацкого костра
Шрифт:
Потом я услышал скандирующий голос, но разобрать слова было невозможно. Потом снова свист. Опять скандирующий голос. Потом я понял, что скандирующий голос и свист идут от какого-то одного настойчивого источника. Я догадался, что свист, как и скандирующий голос, издается несколькими людьми одновременно…
– Ма-ши-на!
– скорее почувствовал я, чем расслышал. Внезапная тревога пронзила меня. Я понял, что там, наверху, уже пришла машина, которая должна нас забрать, и сейчас вся группа ждет меня одного. Я схватил удочку и сбежал со ствола.
Солнце стояло довольно высоко. Наверное, уже было часов одиннадцать.
Не всматриваясь в брод, я бросился в воду и почти бегом перешел рукав. Перебежав островок, я снова влез в воду. Здесь река была широкая и мелководная. Я бежал изо всех сил по мелководью, стараясь не поскользнуться и не ушибить ногу. Все-таки несколько раз я чуть не упал, но каждый раз успевал опереться на.удилище.
Уже совсем близко от берега я почувствовал, что вода делается все глубже и глубже. Удержаться на ногах становилось все труднее. «Что за черт!» - подумал я и остановился.
Вода была чуть выше пояса, но течение било с такой силой, что только удилище помогало удержаться. Я пожалел, что не спустился пониже, где я тогда довольно легко перешел брод. В то же время трудно было поверить, что я не смогу выбраться в пяти метрах от берега. Я сделал шаг, стараясь изо всех сил налегать на удилище. Главное - не доверять ступающей ноге, не переносить на нее тяжесть, пока она не укрепилась на новом месте. Некоторые камни на дне, как только я становился на них, опрокидывались и смывались потоком. Вода все враждебней шумела вокруг меня. И вдруг я почувствовал, что уже не могу сделать ни шагу, потому что все силы уходят на то, чтобы удержаться на месте.
Я ощутил, как страх с какой-то пугающей быстротой начинает захлестывать и размывать сознание. И уже больше всего пугаясь этого страха, чтобы каким-нибудь действием опередить его, я наклонился насколько мог против течения и быстро шагнул дальше. Мгновенно поток подхватил меня и потащил вниз. Тело мое погрузилось в холодную ледяную муть, и я сразу же нахлебался воды.
Я успел вынырнуть, нащупать ногами дно, но меня снова повалило и потащило дальше, а я из какого-то упрямства продолжал сжимать удилище. Я снова нахлебался, но на этот раз, вынырнув, сразу же отбросил удилище и поплыл изо всех сил. Меня продолжало сносить со страшной быстротой, и с такой же быстротой, я чувствовал, убывали силы. Все же я приблизился к берегу и успел ухватиться за какой-то камень, чувствуя, что подтянуться сил уже не хватает. Надо было удержаться, чтобы передохнуть, восстановить сбитое дыхание. Но тут вдруг я увидел протянутую руку, не раздумывая вцепился в нее и выбрался на берег.
Это был Люсик. Голова кружилась, поташнивало. Сидя на прибрежной гальке, я медленно приходил в себя.
– Я вам кричал, - сказал Люсик.
– Разве вы не слыхали?
– Нет, - сказал я. «Может, он ничего не заметил?
– подумал я.
– Просто подал руку и все». Мне хотелось, чтоб он не знал обо всем этом.
– Мы давно позавтракали, машина ждет, - терпеливо напомнил Люсик.
– Сейчас, - сказал я и с трудом встал.
Все еще поташнивало от слабости. Я раскрыл карман штормовки и стал вытаскивать
Странное ощущение испытал я, когда меня поволокло течение. «Ну и черт», - подумал я, еще раз чувствуя злобное усердие, с каким меня тащила вода.
Очень захотелось закурить. Я сунулся было в кармашек, но сигарета оказалась обмякшей. Тогда я высыпал из карманов все лишнее, разделся, выжал трусы и майку и снова оделся.
Нанизав на прутик форели, Люсик терпеливо ждал. Сейчас я к ним был совсем равнодушен.
Мы пошли. Люсик шел впереди. В руке у него покачивалась тяжелая гроздь свежей форели. Красные пятнышки на спинах рыб все еще ярко горели. Когда мы стали подыматься по тропе, мне захотелось самому нести эту гроздь. Я с трудом успевал за Люси- ком.
– Давай, - сказал я, когда он остановился, поджидая меня на повороте тропы.
– Ничего, я понесу, - ответил Люсик.
Все же я отобрал у него кукан. Я чувствовал, что правильней будет, если я сам появлюсь со своим уловом в руке, хотя и так понятно, что это мой улов.
Когда мы вышли на улицу, все ребята уже сидели в грузовике. Увидев нас, они радостно загалдели и стали протягивать руки из кузова. Студент, который вышел на ловлю раньше нас, тускло оглядел кукан, показывая, что рыбой его не удивишь.
– Еще одну упустил, - заметил я, протягивая кому-то улов.
Гроздь пошла по рукам. Всем очень понравились красивые форели. Но потом, когда гроздь снова возвратилась ко мне, кто-то сказал, что до города ехать четыре часа и она испортится за это время.
– Вот бы к завтраку на уху, - добавил он.
– На жаруху лучше, - поправил другой.
– На жаруху всем не хватило бы, - сказал первый, - а вот уха…
«В самом деле, - подумал я, - слишком долгая предстоит дорога, да и еще в жару». Было неприятно привезти в город эту прекрасную гроздь в жалком виде.
Словно чувствуя мои колебания, ко мне подошла длинная черная свинья. Она остановилась, с притворным смирением ожидая, что я буду делать с уловом.
– Отдай в столовку, - предложил кто-то.
Я оглянулся. Дверь в столовую была открыта, и оттуда доносились громкие голоса. Я пнул свинью и пошел в столовую. Столовая была пустая, только за одним из столиков сидели три свана и пили белое вино, закусывая помидорами и сулугуни. Чувствовалось, что они уже порядочно выпили. Буфетчик ругался с одним из них.
Я протянул ему кукан. Не замечая меня, он взял улов, отнес его в кухню и вышел оттуда, продолжая ругать одного из застоль- цев. Меня он так и не заметил. Я вышел из столовой и взобрался на грузовик.
Машина тронулась. От мокрой одежды познабливало, и я, раздевшись, остался в одних трусах. Мне подали мой вещмешок, большую горбушку хлеба и котелок с похлебкой. Я поудобней уселся на вещмешок и стал завтракать. Котелок был еще горячий, потому что его хранили завернув в спальный мешок. Я откусывал хлеб и, держа котелок обеими руками, отхлебывал из него, стараясь соразмерить каждый глоток с движением машины, чтобы не обжечься и не пролить вкусное хлебово с макаронами и фасолью. Я опорожнил котелок и почувствовал, что согрелся. Кто-то дал мне сигарету, и я закурил. Сейчас у всех было полно сигарет.