У врага за пазухой
Шрифт:
– Кирочка, у тебя, наверное, температура. – Она трогает мой лоб.
– После такого стресса бывает. Сейчас поедем домой. Я дам тебе аспирин и уложу в кровать. Как в детстве.
Меня передергивает от злости. Это какая-то адская передозировка ложью. В другой ситуации я бы выдержала. Вбитая в подкорку программа «Будь хорошей девочкой!» обычно неплохо глушила все чувства. Однако сегодня никакие тормоза не работают.
– Я знаю, кто был тогда за рулем, - произношу спокойно, ровно, чтобы мама услышала каждое мое слово.
– Не
– Папа никогда не сел бы за руль пьяным. И никогда не поехал бы на красный.
– Смотрю глаза в глаза.
– Кирюш...
– Я Кира, мама! Не Кирюша и не Кирочка.
На душе хреново, а предательница-память отказывается показывать хоть что-то светлое, что между нами было. Туман из чужих лиц, запрятанных эмоций, горя и пустоты.
– Какая ирония судьбы! – Неожиданно рядом раздается скрипучий мужской голос. – Одна мать ради своего ребенка готова убить его отца. А другая, спасая собственную шкуру, уже избавилась от мужа и спешит избавиться от дочери.
– Да как вы смеете такое говорить?! – Забыв обо мне, мама набрасывается с кулаками на избитого Бурового. Лупит его по груди. Дергает за окровавленный ворот рубашки.
Она будто не замечает никого вокруг. А я растерянно смотрю за спины обоим.
На Ярослава.
На мужчину, которого люблю больше жизни.
На того, кто, кажется, все понял.
Глава 59
Глава 59
«И давно ты тут стоишь?» - вопрос крутится в голове, но спрашивать нет смысла.
«Да, я все слышал и все видел», - читается на хмуром лице Ярослава.
«Прости. Я хотела тебе рассказать. Не успела». – Плечи сами опускаются.
После всех тайн вряд ли он поверит. Глупо даже пытаться что-то втолковать.
«Нет. Ты все-таки объясни!» - Фантазия приписывает Яру новые слова. А сердце поддакивает морзянкой – один длинный удар, три коротких и снова один длинный. Три раза. «Да-да-да».
– Ярослав Борисович, я сдам этого красавца парням, - вмешивается в наш немой разговор Федор.
– Да, пусть пакуют его. Следственная группа будет здесь с минуты на минуту. Те оформят, - приказывает Ярослав, не сводя с меня глаз.
– Кира, мы с твоей мамой на улице подождем. – Оживает, наконец, Ломоносов.
Он оттягивает маму от Бурового и ведет на выход. Немного поздно. Она таки успела оставить на его щеках пару отметин. Но я благодарна Васе и за такую, припоздавшую, помощь.
– Спасибо. Подождите там, - сиплю, сплетая пальцы в замок.
Как только в гараже не остается никого лишнего, по спине проносится волна холода.
Что теперь будет?
Что говорить??
Где взять силы, чтобы выдержать еще один поединок?
Вопросы кружат в голове как черные вороны. Не спасает никакая вера в себя.
– Я всегда догадывалась, что папа невиновен. –
– Догадок мало. – В голосе Яра ни одного оттенка. Никаких спасательных кругов.
– Он не мог сбить твою жену. Он скорее врезался бы в ближайший столб, разбил машину и погиб сам. А мама... она всегда плохо водила и считала себя самой главной на дороге.
– Водила? Больше не водит?
– С тех пор... ни разу не садилась за руль.
– Понятно. – Яр устало ведет руками по лицу. Быстро растирает щеки и на мгновение сильно зажмуривается. – А Буровой откуда знает?
– Я сама удивилась. – Делаю крохотный шаг к Ярославу и останавливаюсь. Дальше словно стена.
– Галина Петровна сказала, что кто-то из ее наемников сидел с отцом.
– Значит это точно. – Яр не спрашивает. В голосе нет и намека на вопрос. Ему все ясно. Поверил.
– Папа всегда старался оберегать нас от проблем. А в тот день... Он не мог поступить с мамой иначе.
Я рассказывала это Ире. Уже тогда говорить вслух о поступке матери было сложно. Слова застревали в горле. Сейчас все на порядок хуже. Я будто повторяю папин «подвиг». Беру на себя вину за преступление, к которому не имею никакого отношения, и жду, когда меня лишат самого ценного.
– Он тогда даже не пытался что-то оспорить. Сознался и пошел за решетку.
– Яр до желваков стискивает зубы. Похоже, ему тоже плохо от новостей.
– Папа был хорошим, чутким, добрым... – меня прорывает. Опустившись на пол, закрываю лицо руками. – Он был самым лучшим. – Слезы подступают к глазам, а у меня не осталось ресурсов, чтобы держаться. – Он так любил меня... и ее.
Даже не пытаюсь стереть с кожи соленые капли. Бесполезно. Их целый поток, настоящий гребаный водопад.
– Мне жаль, что он... умер.
Я не вижу лица Ярослава, но чувствую, с каким трудом даются ему эти слова.
– Спасибо. – Захлебываюсь от слез.
– Если бы я мог предположить на суде...
– Поздно. Никто не мог.
– Это тупик. Я боюсь, что он будет мстить матери. И жутко от мысли, что никогда не простит меня. – И что теперь? Что ты будешь делать дальше?
Все. Я это сказала. Произнесла вслух главный вопрос. Теоретически должно стать легче, однако кошки скребутся на душе с удвоенной силой.
– Ее... не прощу!
– с короткой запинкой отвечает Яр. – А что касается тебя...
Он поднимает меня с пола. Заставляет посмотреть ему в глаза.
Не в состоянии ослушаться, скольжу взглядом по суровому мужскому лицу. Какой же он! Нереально красивый, сильный и решительный. Один такой на свете. Мой джекпот после всех провалов.
– Мне жаль, Яр... – В горле ком.
Не выдерживаю. Отворачиваюсь.
– Кира, я слышал и Бурового, и всех тех, кто высказывался здесь до него. – Ярослав тыльной стороной ладони стирает капли с моих щек. – Придется кое-что сделать. Срочно.