У врага за пазухой
Шрифт:
– И что же?
Я уже понимаю, что следующие слова станут приговором.
– Я заберу тебя у нее. – Целует в соленые губы. – Насовсем заберу.
– Ты... – Мозг отказывается воспринимать информацию. – Что ты сделаешь?
– Пусть попробует сказать тебе еще хоть слово! Будет иметь дело только со мной.
– Ты меня прощаешь? – Наверное, нужно ущипнуть себя. Проверить, не сон ли это.
– До приезда твоей матери я собирался тебя отшлепать.
Горячий язык проникает в мой рот. Гладит
– А теперь? – Я жадно хватаю воздух.
– Теперь мечтаю увезти отсюда подальше и никогда больше не подпускать к тебе всю эту свору. Что твоего босса, что мать, что уродов, которые заставили понервничать.
Яр сжимает меня в объятиях.
– Я так боялась, что ты меня возненавидишь. – Улыбаюсь сквозь слезы. – Что будешь злиться...
Такая дура. Радуюсь и снова плачу.
– Я и злился. Зверел! Минут пятнадцать. – Кивает Ярослав.
– И все? – спрашиваю с нервным смешком.
– Еще пятнадцать представлял, как доберусь до твоей попы и проведу качественную воспитательную работу.
– Тоже быстро.
Сама стираю слезы. Кажется, невозможно быть более счастливой, чем я сейчас.
– Я на этом не закончил. – Ярослав целует меня в нос. – После порки я долбаный час представлял, как трахаю тебя. Даже позы подобрал!
Красивые мужские губы растягиваются в опасную улыбку.
– Подожди... Ты планировал это все, пока я собирала вещи и вызывала такси?..
Нет, я не дура! Я последняя идиотка. Самая невезучая и глупая женщина Питера. Пропащая душа!
– Да! Ты, как обычно, ударилась в бега в самый неподходящий момент.
– Ни за что не буду делать так больше.
Из-за двери гаража доносится какой-то шум. Вероятно, приехала следственная группа. Но я не хочу ни к кому выходить или что-то рассказывать. Все, что мне нужно, здесь.
– Не сбежишь, - подмигивает Яр. – Я даже знаю, как это устроить.
– Наручники? – Сердце пропускает удар.
– Есть кое-что понадежнее.
– Глянув на босые ноги, Ярослав подхватывает меня на руки. – Только тебе нужно будет сказать одно слово.
«Какое?» - спрашиваю взглядом.
– Оно короткое. – Еще коварнее улыбается этот нереальный мужчина.
– Да.
Эпилог
Эпилог
Три месяца спустя
Ярослав
– Яр, мне кажется, это безумие. – Кира, словно веером, обмахивается букетом белых роз.
– Ну да, с гостями косяк.
Смотрю на племянника. Клим явился в ЗАГС с беременной женой и маленькой дочкой. Перевожу взгляд на Федора, затем на Ломоносова и на еще одного
– Не трясись так. Пара минут, и будешь свободен, – успокаиваю это недоразумение.
– Да... Я... Нормально.
Чувак даже не пытается возмутиться или поспорить. Утирая со лба реки пота, затравленно озирается вокруг и снова пялится на часы. Никаких претензий, истерик и прочих бабуинских воплей.
От этого гордость за себя берет! Профилактическая работа, которую я провел накануне, однозначно пошла кое-кому на пользу.
– Когда я сказала, что хочу скромную свадьбу, то имела в виду совсем другое, – шепчет Кира.
– Племянника и твоего босса я не приглашал. Если хочешь, могу попросить Федора, чтобы выставил всю эту делегацию за дверь.
– Боже, Ярослав! Я не о том! – Кира вспыхивает. – Я не имею ничего против твоих близких и моего босса.
– Так ты о Федоре? Не проблема. Я его сейчас лично из окна катапультирую. Пусть машине бока натирает.
– Вообще-то я о другом. – Акула красноречиво косится в сторону стоящего рядом с ней потного мужика.
– А это, милая, не гость. Это у нас самовар! – Развожу руками. – Между прочим, твой.
– Ты еще скажи «ошибка молодости», – закатывает глаза Кира.
– Гребаный фальстарт. Второй по счету, – уточняю. – Но сейчас мы это исправим.
Устав ждать, я отправляю Федора на поиски нашего регистратора, и пока незваные гости не стухли со скуки, прошу у местной секретарши разлить по бокалам сок и шампанское.
– И все равно, это как-то... неправильно. – Акула берет бокал в руки и, подумав, ставит его на место. – Ощущаю себя турецким султаном. У меня в ЗАГСе сразу два мужа, текущий и будущий.
– Ну, прости, я не был готов тянуть это... – кошусь на трясущийся «самовар», – с собой на море.
– Можно было избавиться от него пораньше. – Кира забирает стакан с апельсиновым соком и, опустошив его до дна, жмурится от удовольствия.
– Я тебе уже отвечал на этот вопрос. – Стираю оранжевые усы с лица своей акулы.
– Я бы не назвала это ответом. – Щеки самого бесстрашного и отчаянного журналиста Питера заливает густой румянец.
– Ничего не знаю. «Да» ты кричала четко и громко.
Заметив заинтересованный взгляд племянника, мысленно показываю ему фигуру из одного пальца и, как в болото, проваливаюсь в воспоминания.
***
После ареста младшего Бурового и его мамаши у меня не осталось никаких сил на работу или на старшего Бурового. Скинув все заботы на службу безопасности и Клима, я повез свою бедовую акулу домой и затрахал до такого состояния, что утром пришлось ее будить, вливать кофе и помогать одеваться.