У юнги тоже сердце моряка
Шрифт:
– Жив, - глухо ответил боцман.
– Но раны тяжёлые. Сознания лишился.
Он поднялся на мостик, сжал свои могучие кулаки и погрозил в сторону противника:
– Ужо мы тебе за всё отплатим…
На берегу разорвался снаряд, корабль осветило, и боцман заметил, что лицо рулевого сморщилось, словно от боли.
– Ты ранен?
– крикнул боцман, - Нет? Вот и хорошо… Не унывай, не пропадём!
– Командира жаль. Не сумел я заслонить его…
Боцман ответил:
– Вот ты какой… Говори, как там рулевое управление?
– Я уже всё исправил.
«Может,
– Разворачивай и выходи из зоны обстрела!
– приказал боцман рулевому.
– Моторы работают с перебоями, в пробоины поступает вода, - сообщил рулевой.
– Может, у берега курсировать, пока пластыри прикладывают?
– Выполняй моё приказание, Сухов.
– Есть!..
И вдруг заглох мотор. Боцман бросился к мотористам.
– В чём дело?
– Осколок… Попытаемся завести. Но вряд ли удастся, - сказал моторист и провёл рукой по лицу, растирая масло и кровь.
Боцман шагал по палубе, раздумывая, как быть. «Надо с парторгом посоветоваться», - решил он и открыл люк от помещения, где работали механик и командир отделения мотористов. Его обдало тяжёлым запахом отработанных газов.
Боцман крикнул:
– Давыдов! Выйди-ка на минутку!
Никто не откликнулся. «Уж не задохнулись ли они там?» -с тревогой подумал боцман и быстро вошёл в помещение.Борт был заделан, вода чуть просачивалась. А на полу без сознания лежали парторг и моторист. Боцман наклонился над ними, крикнул:
– Братки! Братки! Да что с вами, друзья? Сейчас вынесем вас отсюда!..
Боцман позвал матроса, и они вдвоём вынесли на палубу парторга и моториста.
Катер беспомощно качался на волнах. Взрывы вражеских мин и снарядов не утихали.
«Видно, придётся покинуть катер», - подумал боцман. Он спустился в каюту командира. За ним вошёл радист с электрическим фонариком. Он тревожно спросил:
– Жив?
– Пульс бьётся, - ответил боцман, держа руку командира.
Оба моряка понимали, как трудно будет раненым, если придётся переносить их на берег. Ведь там - враг. Конечно, команда пойдёт на прорыв, чтобы пробиться к отряду Куникова. Ради жизни товарищей, ради жизни командира, советские моряки готовы отдать свою жизнь.
– Надо обернуть его сначала шинелью, а сверху плащом. И других тоже, - сказал радист.
И вдруг катер задрожал. Послышался шум мотора.
– Ожил корабль!
– крикнул боцман и бросился вон из каюты. Он вскочил на мостик:
– Разворачивай, Сухов!
Рулевой повернул штурвал и вдруг стал медленно сползать на пол.
– Сухов, ты ранен?
Ответа не было.
Боцман приказал радисту и матросам снести рулевого и всех раненых в кают-компанию, всех перевязать.
Сухов очнулся, с трудом спросил:
– А кто у руля?
– Сам встану.
Вскоре катер вышел из зоны обстрела. Боцман оглянулся. Весь берег был в огневом зареве… …После третьей операции в геленджикском госпитале командир
Иван Дубровин проспал подряд восемнадцать часов. Когда проснулся, увидел в палате контр-адмирала Холостякова и попытался подняться.
– Лежи, лежи и не шевелись, - остановил его контр-адмирал и сел на стул около кровати.
Он внимательно, чуть хмурясь, посмотрел на бледное, похудевшее лицо Дубровина и, покачав головой, спросил:
– Как самочувствие?
– Да я словно вновь на свет народился.
– Пожалуй, что и вновь, - согласился Холостяков.
– Крови ты, брат, много потерял. Три медицинские сестры тебе свою пожертвовали.
– Спасибо им, - тихо произнёс Дубровин.
– А как команда?
– Все живы. А тебя, старший лейтенант, от души поздравляю с орденом Боевого Красного Знамени.
– Служу Советскому Союзу!
– взволнованно произнёс Дубровин. Он перевёл дыхание и сказал: - Команду надо наградить, товарищ контр-адмирал. Люди катер спасли.
Боцман, комендоры, рулевой, механик, мотористы заслуживают боевой награды.
– Об этом уже позаботились.
– А как десант на Мысхако?
Это больше всего волновало Дубровина. Лицо адмирала омрачилось. Но ответил он спокойно и уверенно:
– Всё в порядке: десант живёт. Уцепились крепко. Отвоевали Станичку, гору Колдун. Там сейчас несколько морских бригад. Оборону хорошую соорудили. Даже название придумали отвоёванному кусочку земли - «Малая земля». И песню душевную сочинили:
О тех, кто сражался на «Малой земле». Пусть песня победная льётся. Кто славно сражается днём и во мгле. Гвардейцем по праву зовётся……Контр-адмирал не стал говорить командиру «морского охотника» о том, что ещё 12 февраля погиб майор Ку-ников. Не сказал он и о том, что погиб командир катера Крутень, друг Дубровина, что десант в Южную Озерейку сорвался. Пока не должен об этом знать Дубровин. Важно то, что десант куниковцев удался, что отряд по-прежнему называется куниковским, что на «Малой земле» воюют несколько бригад морской пехоты. И недалёк тот день, когда Новороссийск будет освобождён.
БЫЛЬ О МАТРОСЕ КАЙДЕ И ЕГО ТОВАРИЩАХ
В Новороссийске, на берегу Цемесской бухты, высится бронзовый памятник Неизвестному матросу. В руке у матроса автомат, на могучих плечах - плащ-палатка, на голове - бескозырка чуть набекрень.
Смотришь на Неизвестного матроса и невольно вспоминается 1943 год, десантники, черноморские моряки, отважные в бою, весёлые в часы досуга.