У зоны свои законы
Шрифт:
В этом всепожирающем огне, в котором копошились горящие люди, падая, вставая, двигаясь наугад с побелевшими от жара глазами, толстый кладовщик Татарин оказался единственным человеком, здраво оценившим ситуацию и принявшим самое разумное решение.
Чтобы не задохнуться от дыма, Татарин встал на четвереньки и по узкому коридору, еще не охваченному огнем, направился к бойлерной.
Что-то подсказало Наизову последовать за кладовщиком. За спиной Наизов услышал чей-то кашель. Обернувшись, он увидел обгорелого, со вздувшейся кожей на лице человека. Узнать его
В бойлерную огонь еще не пробрался, но дым уже стелился низом, и его вытягивало на улицу через небольшую дыру в стене возле труб.
Кладовщик подбежал к стене, потрогал руками почерневшие, покрытые плесенью кирпичи. От постоянной сырости они легко крошились от малейшего прикосновения. Татарин со всей силы ударил ногой по кирпичам, стараясь попасть ближе к трубам. Один удар, второй, третий. Под мощными ударами кирпичи стали отваливаться кусками.
«Смотри-ка, а Татарин-то не дурак», – подумал Наизов, стоя за его спиной.
Несколько ударов, и уже можно было просунуть голову, вдохнуть свежего воздуха. Подставив к дыре красное, вспотевшее лицо, Татарин тяжело засопел, с минуту передыхая.
– Чего стоишь? Давай! – выплевывая изо рта вместе со слюной горечь от дыма, закричал на него Наизов. «У-у, толстая скотина!»
В жирном теле кладовщика проснулась неимоверная сила. Наизов даже не пытался помочь толстяку. Татарин намного сильней его, вот пусть и старается.
Наизов выжидал. С его телосложением нетрудно пролезть в небольшую дыру, главное сейчас, чтобы Татарин пробил ее в стене.
Огонь уже подступил к бойлерной, и за дверью слышалось его яростное гудение. Человеческие голоса стихли, слышался лишь жуткий, нарастающий гул и взрывы. Рвались баллоны с кислородом, и осколки, точно от разрыва мин, ударяли в кирпичные стены.
Вдруг сверху рухнула плита, проломив дверь в бойлерную. Огненные брызги горящей смолы попали на лицо и одежду Наизова. Одежда сразу загорелась. Он вскрикнул и зажмурился, смахивая со щек и лба огненные капли. Труднее было потушить горящие волосы. Они вспыхнули, как свечка, причиняя Наизову мучительную боль. Пришлось снять куртку и накрыться ею. Огонь потух, но боль осталась, и Наизов стиснул зубы, чтобы не закричать.
Приоткрыв обожженные слезящиеся глаза, он увидел, что кладовщик уже пробил достаточную дыру, в которую он может пролезть.
Ждать уже было больше нельзя – огонь пробрался в бойлерную, стелился по полу, накидываясь на все, что попадалось на его пути. Загорелся картон, которым Наизов прикрыл мертвое тело Прошки.
Наизов, оглянувшись, увидел, как вспыхнул труп главного суки. Ему показалось, будто Прошка дрожит, силясь проснуться и убежать. Не хочет гореть главный сука!
Отступая от огня, Наизов тронул Татарина за плечо, но тот даже не обернулся, продолжая бить здоровенным ботинком по кирпичам.
– Отойди, Татарин! Дай я вылезу, и стучи дальше, – едва не задыхаясь от дыма, прокричал Наизов. Кладовщик замотал головой, давая понять, что не выпустит
Тогда Наизов схватил его за ворот робы и из последних сил дернул. Но кладовщик устоял и покрыл Наизова отборным матом.
– Отойди отсюда, жирная скотина! – Наизов сунул голову в дыру и успел вдохнуть воздуха, который уже успел нагреться от пожара и пропитаться горечью.
Татарин, подскочив, легко отшвырнул его от стены в огонь.
– Пошел отсюда, козел! Первым вылезу я!
Наизов упал, успев зажмуриться. И тут же почувствовал, как его лицо словно прилипло к огненному полу. Он вскочил, чтобы не сгореть.
Глаза нестерпимо жгло, словно в них плеснули кислотой.
– Сука ты, Татарин! – закричал он кладовщику, но тот молча продолжал копошиться возле дыры. Наизов потер глаза. Казалось, все погрузилось в черноту! Он видел только слабые белые пятна дрожащего огня.
– Глаза! Мои глаза! – кричал Наизов от боли, потирая слезящиеся глаза. – Гад ты, Татарин! Ты мне выжег глаза!
Кладовщик сидел на корточках и руками выламывал осколки кирпичей. Он пытался втиснуть в дыру свое жирное тело, но ему это не удавалось.
Наизов подошел сзади.
– Ну, сволочь! Останешься тут. – Прищурившись, он тронул кладовщика за его огромное плечо.
– Уйди! Убью! – угрожающе прорычал ему Татарин, но больше ничего сказать не успел.
Наизов с размаху всадил заточку кладовщику в шею.
Тугая струйка крови ударила Наизова в лицо.
– На! Получи свое! – стирая кровь с лица, проговорил он, ударив еще для верности кладовщика пару раз в сердце со стороны спины.
Татарин вздрогнул, широко раскрыв рот, хватанул воздуха и, точно подавившись им, захрипел и наклонился вперед, заслонив своим громадным телом дыру.
– Куда ты? – Наизов за ворот перепачканной кровью робы отволок его в сторону. – Лежи тут, сука!
Но Татарин был еще жив и силился ползти.
Огонь охватил его большое тело со всех сторон – раздался нечеловеческий крик, полный страдания. В предсмертных судорогах по полу покатился горящий человек.
Наизов не стал ждать, пока огонь подступит к его ногам. Он сунул в дыру голову и, упираясь в пол, протиснулся на улицу и рухнул в бурьян, уткнувшись лицом в прохладную землю. «Я жив! Жив!» – было первой его мыслью. Хотелось кричать от радости. Пройти такое и выжить?!
Он долго лежал неподвижно. Даже шевелиться не хотелось. Вот так лежать бы и лежать, и чтоб никто не приставал, не тревожил.
Здесь, позади цеха, пожар еще не так бушевал. Огнем охватило только крышу. Основной очаг пожара пришелся на переднюю часть, где были въездные ворота. И рев пожарных машин, тревожный вой сирены на лагерных вышках, злобный лай собак – все это было там.
Чтобы не допустить паники среди зэков, солдаты загоняли их в бараки.
Как громкий щелчок, прозвучал одинокий выстрел. Машинально прижавшись к земле, Наизов втянул голову в плечи. «У-у, черт!» Тут только до него дошло, что солдаты очень скоро могут заглянуть в бурьян. Надо уходить!