Шрифт:
Я завожу дружбу с капитаном. Он рассказывает, что его судно, как это ни странно, имеет норвежское происхождение. Магне и Тапи пригнали его с острова возле Тронхеймского фьорда. С Хитры или с Фрёйи. Там оно свое отслужило, но тут великолепнейшим образом обрело новую жизнь. Таков теперь мир. Вещи, которые выбрасывают за ненадобностью жители индустриальных стран, продаются туда, где меньше денег и не так строго соблюдают правила безопасности. Это грузовое судно. Его длина составляет метров двадцать пять-тридцать. Нам предоставили место на самой корме, на палубе, с шестью гамаками, в них мы можем валяться и спокойно любоваться на море. Раротонга остается все дальше и дальше за кормой. Пока что сплошь романтические впечатления.
Спустя несколько часов вся романтика улетучилась в область преданий. Вот и для нас настал час испытаний, подумал я. Ким с его тонкой и ранимой душой
Решение шкипера означает, что нам предстоит провести один лишний день на борту. Это худшая новость за все последнее время. На камбузе для нас приготовили спагетти с мясными консервами.
На Атиу остановка. Островок, где живут люди и есть почта, между густых зарослей кое-где проложены коротенькие дороги. На набережной нас встречает Роджер — этакий новозеландский доктор Джекил и мистер Хайд. Судя по выражению лица, его ничто не может напугать. Он привел нас в свое бунгало, и там мы, сами не заметив как, открыли банки с пивом. Только несколько часов спустя Ким произнес первые слова. Еще недавно он смотрел смерти в глаза. Ну что тут скажешь! Словами это не опишешь! Язык наш пуст и лжив. Мы с Эвеном взяли напрокат мопеды, объехали остров, искупались, и я снова порезался о кораллы.
Роджер выставил нам еще пива и развлекал, пока мы не повеселели, и тут он отверз уста и показал себя настоящим монстром. Он решил подготовить нас к самому худшему. Например, он слыхал, как один человек вызывал с Мануае помощь по радио. Он там чуть не сошел с ума. Песчаные мухи доводили его до помешательства. Он еле пищал, умоляя за ним приехать и забрать с острова. Песчаные мухи отвратительны. Такие малюсенькие, их еле разглядишь глазом. От них не спасает ни москитная сетка, ни вообще ничего. Они могут сожрать человека. И еще: если налетит ураган, настоящий, такой, какой бывает раз в сто лет — а это может случиться, сейчас самый сезон, — тогда нас ждет верная гибель. Волны накроют остров целиком. Такое не так давно случилось с островом неподалеку от нашего. Народ гибнул как мухи. А Мануае лежит очень низко над уровнем моря: всего каких-нибудь два-три метра. В дополнение к этому Роджер подтверждает нам все, что мы и без того знаем о других опасностях. Он говорит, что не хотел бы оказаться на нашем месте. Я только надеюсь, что Норвежская авиация скорой помощи получила наш букет, а какая-нибудь благожелательная секретарша выставила его на самом видном месте.
Я отвел Роджера в сторонку и еще раз проверил на нем, какое впечатление производит моя теория о заселении Полинезии обитателями Южной Америки в эпоху оледенения Тихого океана. Сейчас мне требуется хоть какая-то поддержка, чуточку позитива — но он только посмотрел на меня и покачал головой.
Роджер на Атиу король. Он всем тут заправляет. Без его участия не обходится ни одно здешнее предприятие. Зайдя в лавку, мы услышали разговор. «What's Roger up to today?» [28] — спрашивает кто-то. «He's cutting timber», [29] — отвечает другой. Куда ни сунься, всюду Роджер. Его имя открывает перед вами любую дверь. Мы с Мартином навестили здешнего доктора, чтобы пополнить свой запас антибиотиков (мы что-то сильно занервничали), и стоило нам упомянуть Роджера, как тот сразу же одарил нас таблетками совершенно бесплатно. Слух о нас разнесся по острову: эти люди вздумали отправиться на Мануае. Господи, помилуй их!
28
Что делает сегодня Роджер? (англ.)
29
Лес
На следующий день судно продолжило прерванное плавание. Теперь волны потише, но Ким все равно лежит белый как полотно и не способный ни к какому общению. На закате мы подходим к Мануае и едва успеваем разглядеть полоску песка и пальмы, как все окутывает ночная тьма. Капитан стал на якорь не доходя рифа и сказал, чтобы мы приготовились с рассветом покинуть корабль.
Эту ночь я почти не спал. С того места, где я лежу, виден ковш Большой Медведицы. Он перевернут вверх тормашками — отчетливый знак, что мы забрались далеко от дома. Я все думаю, когда будет рассвет. Кому нужен такой густой мрак? Через неравные промежутки времени я встаю и прохаживаюсь по палубе, закусываю печеньем «Капитанское», выкуриваю сигаретку. Эгиль стоит, уставясь во тьму. Он думает, что опять собирается непогода. Мне кажется, он ошибается. Я не полагаюсь на Эгиля в том, что касается толкования мелких и путаных погодных примет. Во многом другом я на него полагаюсь, но в этой области — нет. Спор кончается обычными пререканиями, и я чувствую, что на сей раз моя возьмет, отчего по всему телу расплывается тепло.
Потом я снова ложусь в гамак и переживаю, мысленно переоценивая свою затею. До этой минуты мои прожекты носили чисто персональный характер и не вырастали во что-то гигантское, выше меня ростом. Но эта экспедиция не по моим силенкам. Я затеял нечто, что мне не по плечу. Столько людей кроме меня вовлечены в предприятие, которое я задумал и организовал! Целая система заработала только по той причине, что мне вздумалось что-то такое создать и у меня возникла собственная идея миграции. От такого кто хотите занервничает! Я чувствую, что мне это неприятно. Не знаю, дозрел ли я до таких задач. Появись сейчас какое-нибудь начальственное лицо и спроси вдруг: а кто тут за все отвечает? — я бы спрятался в кусты. Сперва отказался бы: не я, мол, не я, а потом скрылся бы.
Счастливы те, у кого не возникало идей о миграции.
Понапрасну промаявшись несколько часов в гамаке, я наконец вздремнул. Мне приснилось, что я занимаюсь сексом с Джери из группы «Spice Girls». В бодрствующем состоянии она представляется мне самой вульгарной и неаппетитной из всей этой компании, но у подсознания свои пути. Я не могу им управлять. Подсознание само выбирает, чего ему надо.
При первом проблеске рассвета я уже стою у поручней и смотрю на проступающий перед глазами остров Мануае. Величавое зрелище! Коралловый риф протянулся на сколько видит глаз, а за ним раскинулся остров с песчаным пляжем и пальмовой рощей. По сути, тут как бы два острова. Они расположены двумя полумесяцами, повернутыми друг к другу. Я видел карту шкипера. Между островами — лагуна, просторная и кристально чистая. Наконец-то запахло птицами. Между прочим, впервые. Давно пора! Проснулся Мартин, подошел, встал рядом со мной, загадочно улыбаясь. Перед нашими глазами не что иное, как банальная картинка южного океанского острова. Картинка, давно вошедшая в наше коллективное бессознательное. Затаенная улыбка — единственно разумная реакция на нее. Я рассказываю Мартину свой сон, и он признается, что ему тоже снилось нечто подобное. Он даже ездил в турне со «Spice Girls» и очень даже понравился всем пяти девицам.
Легкая лодка спущена на воду и наполняется нашим снаряжением. Мии и Туэн считают волны, в точности, как Папильон из одноименной книги и фильма. Через риф тянется узенький проход. Мы должны попасть точно в него. Ширина рифа целых тридцать метров, преодолеть его в другом месте невозможно. Проход — единственный путь к берегу. Мии сообщает, что каждая одиннадцатая волна достаточно высока, чтобы пронести в лагуну. Мы с Кимом первыми сели в лодку. Капитан и команда желают нам удачи. Только тут я осознал, что наша высадка связана с настоящей опасностью. Капитан говорит, что были здесь и погибшие.
Мы ждем на самой кромке рифа и считаем волны. Внезапно Мии дает полный газ, и мы несемся на гребне волны. С грохотом натыкаемся на кораллы. Мы промахнулись на несколько метров. Все выскакивают из лодки и перетаскивают ее волоком к проходу, а каждая волна грозит опрокинуть лодку. Наконец мы устанавливаем лодку там, где надо, и гребем что есть сил. Мы двигаемся к острову. Вдруг грести стало легко. Мы в лагуне. Вода в ней зеленая и тихая. Мы бредем по мелководью к берегу, подталкивая лодку. Вода нам по пояс, потом до бедер, потом только по колено. Я первым выскакиваю на берег и замираю в умилении. Следом за мной выходит Ким. Мы обнимаемся. Ким рад без памяти, что под ногами снова твердая почва. Я тоже рад, но в более общем смысле.