Убей меня нежно
Шрифт:
Джоанна особо выделила одного из погибших членов экспедиции на Чунгават, Алексиса Хартуняна, брокера с Уолл-Стрит. Она процитировала слова одного злого на язык (анонимного) альпиниста: «Этот человек совершил несколько восхождений мирового значения. Даже в полете фантазии его нельзя было назвать альпинистом, и все же он рассказывал всем о том, что „сделал“ Эверест, словно тот был не выше автобусной остановки. Что ж, он узнал, что это такое на самом деле».
Отчет Джоанны о происшедшем на горе был просто очищенной от эмоций версией рассказа Клауса, который сопровождался схемой прохождения закрепленной на западном гребне веревки. Она изобразила хаос, царивший среди неопытных
Это была циничная история о пороке и крушении иллюзий, к концу которой Адам являлся как символ утраченного идеализма. Все знали, что он был критически настроен к экспедиции и к собственному в ней участию, но когда пришло время, именно он раз за разом поднимался на гору, чтобы спасти людей, которые были не способны сделать этого сами. Джоанне удалось повидаться с двумя выжившими участниками экспедиции, оба заявили, что обязаны ему жизнью. Очевидно, еще большую привлекательность ему придал отказ кого-либо обвинять – по существу, его нежелание вообще как-то комментировать события. Пафоса истории добавлял и тот факт, что среди погибших была его девушка. Адам едва коснулся этого вопроса, но ей удалось найти еще кого-то, кто поведал о том, что он снова и снова отправлялся ее искать, пока не упал без чувств в своей палатке.
Когда Адам вернулся, он не выказал к статье никакого интереса, лишь презрительно сморщился, взглянув на первую страницу. «Какого дьявола она может знать?» – это было его единственным комментарием. Позднее, в кровати, я зачитала ему анонимную критику в адрес Грега.
– Что ты об этом думаешь, любовь моя?
Он взял газету из моих рук и бросил на пол.
– Думаю, что это чушь, – сказал он.
– Ты имеешь в виду, это неточное описание того, что произошло?
– Я совсем забыл, что ты ученый. Ты интересуешься истиной. – Его тон был насмешливым.
Это походило на замужество с Лоуренсом Аравийским, капитаном Скоттом, парнем на горящей палубе или с кем-то вроде них. В течение следующих двух дней практически все знакомые находили повод позвонить мне, чтобы поболтать. Те, кто не одобрял внезапность и поспешность моего замужества, вдруг поняли причину. Мой отец тоже позвонил, стал говорить ни о чем, потом, как бы невзначай, сказал, что видел статью и предложил, чтобы мы как-нибудь приехали к нему. В понедельник утром в офисе всем вдруг срочно что-то от меня потребовалось. Майк зашел ко мне с чашкой кофе и какой-то неважной бумажкой.
– Мы никогда реально не подвергались испытаниям, не так ли? – проговорил он задумчиво. – Это значит, что мы на самом деле никогда не знали самих себя. Должно быть,
– Что ты имеешь в виду под «э-э… муж», Майк? Он мой муж. Могу показать тебе бумажку, если нужно.
– Я не хотел сказать ничего такого, Элис. Просто нужно привыкнуть. Давно ты с ним знакома?
– Думаю, пару месяцев.
– Поразительно. Должен сказать, что когда я впервые об этом услышал, то решил, что у тебя поехала крыша. Это было совсем не похоже на Элис Лаудон, которую я знал. Теперь я вижу, что мы все ошибались.
– Мы?
– Все в офисе.
Я была ошеломлена.
– Вы все думали, что я сошла с ума?
– Мы все были удивлены. Теперь я вижу, что ты была права, а мы ошибались. Все как в статье. Это касается способности ясно мыслить под давлением обстоятельств. Твой муж ею обладает. – Майк смотрел в свою чашку, в окно, куда угодно, только не на меня. Тут он повернулся и взглянул на меня. – Теперь и ты тоже.
Я попыталась не захихикать по поводу этого комплимента, если это был комплимент.
– Что ж, спасибо, добрый сэр. Вернемся-ка к делам.
Ко вторнику у меня было ощущение, что я переговорила со всеми в мире, у кого только был записан мой телефонный номер, за исключением Джейка. Даже при этом для меня стал неожиданностью звонок Джоанны Нобл, о котором мне сообщила Клаудиа. Да, она хотела переговорить именно со мной, а не пыталась через меня выйти на Адама. Да, это важно, и она хочет встретиться со мной с глазу на глаз. Сегодня же, если возможно. Она будет где-нибудь неподалеку от моего офиса, прямо сейчас, если у меня есть время. Это займет всего несколько минут. Что я могла ответить? Я сказала, чтобы она подошла к нашей приемной, и через час мы сидели в почти пустом баре за углом. Она молча пожала мне руку.
– Я в каком-то смысле благодаря вашей статье купаюсь в лучах отраженной славы, – начала я. – По крайней мере я жена героя.
Она смутилась, зажгла сигарету.
– Он в самом деле герой, – отозвалась она. – Между нами, у меня были некоторые сомнения по поводу отдельных мест, где я открыто высказала обвинения. Но то, что там, наверху, сделал Адам – просто неописуемо.
– Да, – сказала я. – Ведь он герой, не так ли? – Джоанна не ответила. – Полагаю, что вы теперь работаете над другим материалом.
– Над несколькими, – отозвалась она.
Я заметила у нее в руке листок бумаги.
– Что это?
Она посмотрела на бумагу так, словно понятия не имела, как та оказалась у нее в руке, и потому напряглась.
– Сегодня утром пришло с почтой. – Она передала листок мне. – Прочтите.
Письмо было очень короткое.
«Дорогая Джоанна Нобл!
Мне просто плохо сделалось от того, что вы написали об Адаме Таллисе. Если вам интересно, я могла бы рассказать о нем правду. В случае, если в вас проснется интерес, просмотрите газеты за 20 октября 1989 года. Если захотите со мной встретиться, я расскажу, какой он на самом деле. Девушка в статье – это я.
Искренне ваша,
Мишель Стоу».
Я озадаченно посмотрела на Джоанну.
– Похоже, что писала душевнобольная, – сказала я.
Джоанна кивнула.
– Я получаю много таких писем. Однако я сходила в библиотеку… то есть в газетный архив у нас в офисе… и нашла это. – Она вручила мне еще одну бумагу. – Это небольшая заметка. Ее поместили на задних полосах, но мне кажется… Ладно, посмотрим, что вы скажете.
Это была копия заметки, озаглавленной «Судья делает замечание изнасилованной девушке». Имя под первой фотографией было подчеркнуто. Имя Адама.