Убик (сборник)
Шрифт:
— Как наш союзник? — зашевелился Блисс. — Коммунисты? Это невозможно — ведь они подписали договор с нацистами?
— Немцы расторгнут этот договор, — объяснил Джо. — Гитлер нападет на Советский Союз в июне 1941 года.
— И уничтожит его, будем надеяться.
Вырванный из потока своих размышлений, Джо повернул голову, чтобы повнимательнее рассмотреть Блисса, сидящего за рулем своего девятилетней давности «Виллис-Кнайта».
— Эти фашисты — настоящая угроза для Германии, — продолжал Блисс. — Возьмем вопрос отношения к евреям. Вы знаете, кто от этого выигрывает? Евреи у нас в стране: у многих из них нет даже гражданства,
— Я еще никогда не слышал, чтобы кто-нибудь применял слово «черномазый», — заметил Джо. И понял, что начинает оценивать этот период несколько иначе. «Я уже забыл обо всем таком», — догадался он.
— Линдберг — вот человек, у которого верный взгляд на немцев, — сказал Блисс. — Вы слышали, как он говорит? Я не имею в виду то, что пишут в газетах, а какой он на самом деле… — Он затормозил и остановился перед сигналом СТОП, оформленным в виде семафора. — Или, к примеру, сенаторы Бор и Ней. Если бы не они, Рузвельт продал бы оружие Англии, а мы бы оказались втянутыми в войну, с которой не имеем ничего общего. Это Рузвельту дьявольски хочется ввести поправку в эмбарго на торговлю оружием, ему не терпится, чтобы мы начали войну. Но американский народ его не поддерживает. Американский народ не намерен воевать за англичан или кого-нибудь там еще.
Прозвучал звонок сигнала и поднялось зеленое плечо семафора. Блисс включил первую скорость, «Виллис-Кнайт» тронулся дальше, влившись в уличную суету, которая царила в это время в центре Дес Мойнеса.
— В ближайшие пять лет у нас не будет особых причин для радости.
— Это еще почему? Все жители штаба Айова того же мнения, что и я. Знаете, что я думаю о вас, сотрудниках Ранкитера? Послушаешь, что вы говорите, и придешь к выводу, что все вы — профессиональные агитаторы. — Блисс бросил взгляд на Джо взгляд, полный уверенности в своей правоте.
Джо не ответил. Он разглядывал старинные дома из кирпича, дерева и бетона, причудливые машины, большинство из которых были черного цвета, и думал: одному ли ему явился этот особый аспект жизни в 1939 году. В Нью-Йорке будет иначе, а тут — Средний Запад, известный своими изоляционистскими настроениями. Мы не будем здесь жить, решил он, поселимся на восточном или западном побережье.
И все-таки он инстинктивно чувствовал, что в этом разговоре всплыл вопрос, который будет представлять для всех них серьезную проблему. «Мы слишком много знаем, — думал он, — чтобы спокойно жить в этом времени. Если бы нас откинуло лет на двадцать — тридцать, мы бы смогли психологически адаптироваться — снова пережить программу «Гемини», выход в космос, первые примитивные полеты «Аполло»… В этом же времени…
Они все еще слушают сочинение «Два черных ворона» на пластинке со скоростью 78 оборотов в минуту. И Джо Пеннера. А также программу «Мерт и Мэрджи». Все еще зализывают последствия эпохи великого кризиса. Люди той эпохи основывают колонии на Марсе и Венере, налаживают регулярные
Эти люди живут в мире, законы которого определяет риторика Уильяма Дженнингса Брайана; «Обезьяний процесс» Шопса для них — дело живое и актуальное. Мы не сможем приспособиться к их мировоззрению, морали, политическим взглядам и социологическим характеристикам. Для них мы — профессиональные агитаторы, которых еще труднее понять, чем фашистов. Мы, без сомнения, представляем большую угрозу, чем коммунистическая партия. Мы — наиболее опасные агитаторы из тех, с которыми когда-либо имела дело эта эпоха. В этом-то Блисс прав».
— Откуда вы родом? — спросил Блисс. — Вы же не происходите ни из одной части Соединенных Штатов, или, может, я ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь, — ответил Джо. — Мы — граждане Северо-Американской конфедерации. — Он вытащил из кармана двадцатицентовик с изображением Ранкитера и вручил его Блиссу. — Возьмите от меня в подарок, — сказал он.
Глянув на монету, Блисс замер от изумления.
— Этот профиль… Да ведь это умерший! Это мистер Ранкитер, — произнес он дрожащим голосом. Он еще раз посмотрел на монету и побледнел. — Эта дата! 1990 год.
— Не все сразу, — посоветовал ему Джо.
Когда «Виллис-Кнайт» добрался до Предсмертного Дома Простого Пастора, церемония уже закончилась. На широких белых деревянных ступенях двухэтажного дома стояла группа людей. Джо сразу узнал всех их. Вот они, нашлись наконец: Эди Дорн, Типпи Джексон, Джон Илд, Франческа Спаниш, Тито Апостос, Дон Денни, Сэмми, Фред Зафски и… Пат. «Моя жена», — подумал он, вновь ошеломленный ее яркой красотой: необычайными черными волосами, глубокими тонами глаз и кожи.
— Нет, — громко произнес он, выходя из машины. — Она мне не жена, она это вычеркнула. — И тут же вспомнил: — Но перстенек оставила — оригинальное обручальное кольцо из кованого серебра и нефрита, которое мы вместе выбирали… Вот и все, что осталось. — Но новая встреча с Пат была для него потрясением. Словно на мгновение вернулась внешняя оболочка супружества, которое уже перестало существовать — да, по сути дела, оно никогда и не существовало, — но, однако же, это колечко — вот оно, наглядное доказательство. Впрочем, и оно может когда-нибудь исчезнуть, если однажды Пат захочет избавиться и от этого последнего следа.
— Привет, Джо Чин, — произнесла она холодно, несколько ироническим тоном, внимательно присматриваясь к нему.
— Привет, — неловко ответил он. Остальные тоже поздоровались с ним, но это было менее важно, все его внимание сосредоточилось на Пат.
— А где Эл Хэммонд? — спросил Дон Денни.
— Эл умер. Венда Райт тоже, — сообщил Джо.
— О Венде мы уже знаем, — спокойно сказала Пат.
— Нет, не знаем, — вмешался Денни. — Мы только предполагали, что она умерла, но не были уверены. Во всяком случае, я. Что с ними произошло? Кто их убил? — обратился он к Джо.
— Они умерли от истощения, — ответил Чип.
— От чего? — резко спросил Тито Апостос, расталкивая собравшихся вокруг Джо людей.
— Последнее, что ты нам сказал, Джо, — вмешалась Пат, — тогда, в Нью-Йорке, когда уходил вместе с Хэммондом…
— Я помню, что я сказал, — перебил ее Джо.
— Ты сказал что-то о времени, — продолжала Пат. — Сказал: «Слишком много времени прошло». Что это значит? Это как-то связано с происходящим?