Убить Герострата
Шрифт:
И что же мне светит? Кажется, сначала должны возбудить уголовное дело. Или отказать в возбуждении уголовного дела. В этом случае меня должны отпустить. В противном – мне предстоит встреча со следователем, который либо опустит меня под подписку о невыезде, либо отправит в следственный изолятор. Но поскольку я подозреваюсь в совершении “особо тяжких преступлений”, подписка мне, скорее всего, не грозит. Потом будет бесконечно длинное следствие. Мне предъявят обвинения, дело передадут в суд, которого придется
Я так живо представила себе, как выхожу на свободу (разумеется, с чистой совестью!), лет так через пятнадцать, а то и через все двадцать пять: потрепанная тетка, почти пенсионного возраста, седая и без единого зуба. Идти мне, разумеется, некуда. И вот я разыскиваю Герострата – солидного, преуспевающего. Царапаюсь в ворота его особняка, чтобы попросить поделиться остатками миллиона, а он проезжает мимо на белом “Роллс-ройсе”, окатывая меня грязью, и приказывает охране спустить на меня собак.
Да уж, чем-чем, а отсутствием воображения я никогда не страдала. “Тебе бы книги писать, - ворчал Мишка, выслушивая мою маниловщину по поводу перестройки дачи или переустройства общества. – Ненаучную фантастику”. Начнем с того, что Корнилов никак не сможет воспользоваться деньгами со счета. По той простой причине, что не знает, где диск.
И потом, извините! С какой это стати мне отправляться в колонию строгого режима? Я, на минуточку, никого не убивала. И если уж в чем и виновата, так только в хроническом воспалении дурости.
Но тут я вспомнила загадочный визит капитана Зотова, которому так и не смогла придумать мало-мальски разумного объяснения. И приуныла. Изначально всё и все против меня. И доказать я ничего не смогу.
Так… Насколько я помню, закон запрещает допросы в ночное время, за исключением экстремальных случаев. Значит, до утра меня никто трогать не будет. Можно наконец сосредоточиться и подумать. В тюрьму не хотелось. Ну просто очень не хотелось. Было бы за что! Но что же делать?
Сосредоточиться не удавалось. По вполне прозаической причине. Я огляделась по сторонам и поинтересовалась:
– А где унитаз?
Соседка, которая назвалась Викторией Григорьевной, дремала, привалившись к стене. На мой вопрос она приоткрыла глаза и хмыкнула:
– Унитаз будет в СИЗО. Он же – параша.
– А здесь как? – настаивала я.
– Постучи в дверь. Может, и выведут. Или до утра терпи.
Без всякой надежды на успех я стала колотить ногой в дверь. Минут через пять окошко лязгнуло и приоткрылось.
– Чего тебе? – спросил Форменный Бугай – так я решила его называть.
– В туалет. Очень надо.
– Перебьешься!
– Тогда придется на пол. Не могу терпеть.
Подумав, Форменный Бугай открыл дверь и осмотрел меня с ног до головы, как племенную
– Ладно, отведу. Но придется поработать.
– Как? – глупо спросила я, надеясь, что поняла его неправильно.
– Дура что ли?
Нет, все-таки правильно.
– Не могу.
– Это почему еще? – возмутился он.
– Неужели непонятно? У меня… это самое!
Под “этим самым” можно было понимать что угодно – от критических дней до сифилиса или СПИДа. Не знаю, что подумал он, но, почесав репу, пошел на компромисс:
– Тогда серьги давай!
Когда меня только привезли в отдел, сразу же изъяли из карманов деньги, сняли золотую цепочку (серебряную, с крестом, которая была под футболкой, не заметили), а вот серьги почему-то оставили. То ли тоже не заметили, то ли сочли дешевой бижутерией. Мне стало их жалко, прямо до слез, но делать было нечего.
На обратном пути из довольно-таки загаженного туалета я увидела, как двое милиционеров втаскивают в коридор хорошо одетого мужчину, который вырывается и орет во всю глотку:
– Требую адвоката! Не буду разговаривать без адвоката!
Один треснул мужика по шее и посоветовал заткнуться. Но другой возразил:
– Блин! Пусть звонит. Имеет право.
– Да какое там, твою мать, право! – возмутился второй. – Боевиков насмотрятся, потом права качают.
– Мало тебе с тем зубодером проблем было? – не сдавался первый, постарше и порассудительней. – Пусть звонит, тебе-то что?
Буркнув что-то нецензурное, второй повел задержанного к телефону.
– Ну, что встала? – Бугай толкнул меня в спину. – Пошла!
Вернувшись в камеру, я подергала за рукав Викторию Григорьевну:
– Вы не знаете, задержанный действительно может позвонить адвокату?
На этот раз она и глаза открывать не стала.
– Может. Если у него есть персональный адвокат. И если дежурный не пошлет в задницу.
Персонального адвоката у меня не было. Мне вообще было некуда звонить.
– А родным можно позвонить? – я снова дернула ее за рукав.
– Родным они должны звонить сами. Если захотят, конечно.
– А если я скажу, что адвокату, а позвоню домой?
– Да отстань ты, Бога ради! Не знаю!
Я послушно отстала и задумалась. Минут через десять в голову пришла совершенно абсурдная мысль. За следующие десять она на курьерской скорости миновала промежуточные стадии и из “бред” превратилась в “так и сделаю” Оставались детали. Плюс элементарное везение.
Телефон Герострата. Если он по-прежнему лежит у Антона в кабинете - я ведь так и не забрала его себе. Если он включен. Если не села батарейка. Если остались деньги на счете. Если кто-то услышит звонок…