Убить Герострата
Шрифт:
Да, красиво жить не запретишь! Пол покрыт разноцветной плиткой, кругом цветы, на стене абстрактное панно. За стеклянной перегородкой на кушетке дремал благообразный старичок в бежевом пиджачке. Услышав звук открываемой двери и шаги, он вскочил, выглянул в окошко.
– Здравствуйте, Петр Петрович! – дедушка елейно улыбнулся и сделал “малый японский поклон”.
Петя кивнул в ответ и нажал кнопку лифта. Мелодично звякнув, двери открылись, и я ахнула. На полу – коврик, на стене – зеркало, а в углу – мягкий табурет. Наверно, днем там сидит какой-нибудь лифтер. Нечто подобное, хотя и попроще, я
Петя нажал на кнопку с номером 5. Лифт ехал медленно – не поднимался, а возносился, как католический хорал к сводам костела. С каждой секундой мешок сена внутри меня рос и становился все колючей.
Через несколько секунд мне предстояло встретиться с Антоном и проглотить это унижение.
Я столько лет терпела Мишкино заносчивое хамство. Столько лет терпела Корнилова – его собственнические ( собака-на-сеневые) выходки, его равнодушие и потаскунство. Терпела, хотя было больно, стыдно и противно. Но вся эта боль была просто булавочными уколами по сравнению с тем, что приходилось испытывать сейчас. Я уже не думала о том, как вести себя в связи с дурацким детективом, но только о том, как казаться равнодушной.
Я просто сделаю вид, что ничего не было. Не было того вечера, не было никаких разговоров. И… ничего не было.
Лифт остановился, створки разъехались. Сердце билось так, что отдавало в кончики пальцев. Во рту пересохло, огромный деревянный язык царапал нёбо.
На площадке было всего две квартиры. Выбрав на связке один из ключей, Петя открыв правую дверь, обитую темно-вишневой кожей с бронзовыми гвоздиками. Я вошла вслед за ним и, вздрогнув от неожиданности, застыла на месте.
Антон сидел в кожаном кресле в углу просторного холла и смотрел на меня. Выглядел он далеко не лучшим образом. Яркий электрический свет и черная рубашка подчеркивали его бледность, под глазами залегла тень, лицо осунулось. При этом он был аккуратно причесан, а легкий запах одеколона я чувствовала, даже стоя у двери, - наверно, только что подбрился. Неужели в мою честь такие церемонии? Сердце сжалось еще сильнее – прямо в горошину.
– Проходи! Что встала-то?
Невесть как оказавшийся за спиной Петя подтолкнул меня так, что я, сделав по инерции несколько шагов, поскользнулась на хорошо натертом паркете и чуть не упала. Антон, вскочив с кресла, подхватил меня, но не удержался, и мы полетели на пол оба. Петя хрюкнул и уткнулся носом в светлый плащ, висевший на вешалке.
Драматическая сцена превратилась в фарс. Антон сидел на полу, привалившись спиной к креслу, а я каким-то непонятным образом очутилась у него на коленях, и не просто так, а поперек и лицом вниз – в позе, самой удобной для показательной порки. С трудом, как опрокинутый на спину жук, я повернулась, посмотрела на Антона…
И все мысли, которые грызли меня и которые грызла я, вдруг исчезли. Испарились, улетучились. Внутри стало вдруг торжественно и пустынно. И тихо, как перед ударом бури.
– Почему ты ушла? – прошептал Антон, прижимая меня к себе.
(Не
– Скажи, почему?
– Я слышала твой разговор с Ладыниной. По телефону. Случайно, - ответила я чуть не плача: ну почему этот миг, острый и мучительно сладостный, не мог продлить дольше, хоть на несколько секунд?
Антон отстранился от меня и посмотрел с недоумением.
– Мой разговор с Ладыниной? – переспросил он. – Но я с ней не разговаривал. С чего ты взяла?
Я увидела, как они с Петей переглянулись. Не как заговорщики, нет. Просто Антон вскинул брови, а Петя непонимающе выпятил нижнюю губу и пожал плечами.
– Ты разговаривал с кем-то по имени Лена и сказал, что она, то есть я, останусь здесь, то есть там. А еще, - я решила пойти до конца, будь что будет, - слышала, как ты сказал Пете, что собираешься ночевать у какой-то Маши, потому что соскучился. Ну… и вот.
А дальше начался цирк на палке. Антон закрыл лицо ладонями и сложился вдвое – я при этом оказалась на полу, пребольно ударившись локтем о кресло. Петя издавал какие-то нечеловеческие звуки: то фыркал, то всхлипывал, то подвывал. И только я сидела с миной оскорбленной добродетели.
– Не понимаю, что тут смешного, - сказала я, чем вызвала новый припадок хохота.
– Ну Алка, ну дура мохнатая! – стонал Петя. – Тебе в детстве никогда не говорили, что подслушивать некрасиво? Знаешь, как мой папа говорил? Женщина – существо вредное, но забавное.
– Алла, - Антон вытер навернувшиеся от смеха слезы и снова притянул меня к себе, несмотря на то, что я отчаянно отбивалась. – Это была не Ладынина. Лена, с которой я разговаривал, – моя жена. Бывшая. А Машка – дочь. Она живет с бабушкой, Лениной матерью.
Я молчала, втягивая свежий запах его одеколона. Все так просто? Неужели все так просто? Но почему тогда?..
– Петь, она не верит! Принеси мой паспорт, пожалуйста. В пиджаке.
Петя всхлипнул последний раз и принес откуда-то паспорт. Не новый, как у меня, а еще старый, советский. Антон встал, подал мне руку. Усевшись в кресло, я стала перелистывать страницы.
Так, Пересветов Антон Владимирович, 10 января 1966 года, Ленинград, русский, выдан… Это неинтересно. Ага, в 1984 году зарегистрирован брак с некой Кротовой Еленой Андреевной. Вот идиот, в восемнадцать лет женился. Совсем как я. Брак расторгнут в 1997 году. А вот и дочь Мария 1985 года рождения.
Я молча протянула ему паспорт.
– Убедилась? – спросил он, присаживаясь рядом на подлокотник.
– А почему тогда ты сказал: “Она останется здесь, пока я не получу сама знаешь что”? Кто “она”? И что получишь?
– И ты решила, что это о тебе? Что я собираюсь обменять тебя на диск? Так?
– Ну… да.
– Ленка уехала в Америку. На постоянное, так сказать, Эм Жо. И собирается забрать Машу. А та не хочет. И я, разумеется, не хочу. Лена – та еще штучка, кого угодно заболтает. Машке самой от нее не отбиться. А на меня где сядешь – там и слезешь. Вот я и не даю согласия. Машка ведь несовершеннолетняя. Пусть едет в гости, на учебу – как угодно, но только не совсем. И согласие на это я дам только тогда, когда получу нотариально заверенное обязательство не принуждать ее к переезду. И не продавать квартиру.