Убить Троцкого
Шрифт:
– Ты у нас специалист по такого рода задумкам, так что – подумай. А мы с Сашей тебя всегда поддержим, да ты это и сам знаешь…
Дела у друзей действительно шли достаточно скверно. Золотые царские червонцы, прихваченные друзьями еще в Светлом, подходили к концу. В ход уже пошла часть бриллиантов-побрякушек, предусмотрительно взятых ими из Москвы. Соблазнов – море, они – молоды, а мизерное жалованье, получаемое на службе, не могло покрыть даже часть тех расходов, что они тратили безоглядно на развлечения, которые предлагал им этот город.
Создавалось такое впечатление,
Пир во время чумы…
Михаил отставил бокал и задумался. «Ничто и никто, кроме двух моих друзей, среди этой роскошной толпы, – он лениво-надменным взглядом окинул веселящуюся, или делающую вид, что веселится, публику, – не связывает меня с прошлым. Белая идея исчерпала себя уже изначально – слишком много среди нее было беспринципных ловкачей, думающих только о собственном благополучии, включая и руководящую верхушку… Борьба за старую Россию уже проиграна, в новой же России для меня нет места. Да, собственно, чем я сам отличаюсь от них?.. Разве что не затухающей в моей груди жаждой мести. Пепел Клааса стучит в мое сердце, – Михаил горько усмехнулся своим мыслям. – Я точно так же, как и все, мечусь между пустой и ненужной для меня службой и сомнительными удовольствиями, которые мне с друзьями предлагает этот город… Правда, меня, в отличие от многих, ожидает на Западе большое наследство и увесистые, со многими нулями, счета в швейцарских банках. Но к этим счетам нужно еще добраться, а для этого тоже нужны деньги. Так что прав Лопатин: необходимо предпринимать какие-то меры… С такими мыслями недолго в обычную уголовщину вляпаться, ваше сиятельство», – подумал о себе во втором лице Муравьев.
«Там-там-там-там та-ра-ра-ра-рам» – грянул оркестр жгучее латиноамериканское танго.
Уже поворачивая голову к своим приятелям, Михаил вдруг встретился взглядом с веселыми глазами, что украдкой смотрели на него. Они принадлежали молодой, элегантно одетой и привлекательной девушке, сидящей в окружении холеных мужчин старше среднего возраста. Среди этих штатских выделялся только один военный, к счастью знакомый. Это был капитан первого ранга Рыжков – начальник Владивостокского порта, с которым Муравьев часто сталкивался по делам службы.
Михаил решительно поднялся и, не сказав ни слова, направился к их столику.
– Павел Андреевич, – обратился он к капитану и после небольшой паузы, подождав, пока взгляды присутствующих обратятся на него, продолжил: – Представьте меня мадемуазель.
– Штабс-капитан Муравьев, – Рыжков, симпатизирующий штабс-капитану, с удовольствием представил его своей компании, – офицер для поручений при генерале Розанове.
Соблюдая
Она вопросительно взглянула на сидящего рядом с ней пожилого, но еще крепкого мужчину с посеребренными сединой висками.
– Иди, дочка, развейся. Ты и так заскучала, слушая нашу беседу, – милостиво кивнул тот головой.
Она доверчиво, без жеманства, свойственного многим провинциалкам, протянула Муравьеву свою руку и подняла на него синие глаза.
У Михаила что-то кольнуло в груди. Таким же доверчиво-смеющимся взглядом встретила его маленькая Таня Рутенбург, оставленная им в Москве.
Дочь директора Государственного банка Ольга Маркина оказалась великолепной партнершей. Вот где пригодились Михаилу уроки бальных танцев, полученные им в элитном юнкерском училище Петербурга.
«Там-там-там-там та-ра-ра-ра-там-там»… – звучала музыка.
Стройная, высокая девушка слилась с ним в каждом движении. Резкие повороты огненного танго, достаточно вольные прикосновения их тел, движения головы, взгляд «глаза в глаза» – были настолько гармоничны, что казались заранее отрепетированными. Танец так захватил Михаила, что он не слышал и не видел ничего, кроме звуков музыки и сияющей синевы глаз партнерши.
Музыка затихла, послышались аплодисменты. Слегка поддерживая свою даму под локоть, Михаил проводил ее на место.
По-видимому, Рыжков уже успел просветить собеседников о принадлежности Михаила к известному роду князей Муравьевых. Отец Ольги – Григорий Владимирович – встал, слегка аплодируя, пригласил его за свой стол и, понимающе встретив вежливый отказ, мотивируемый присутствием друзей, протянул ему визитку. Вальяжным баритоном, вполне соответствующим его импозантно-солидной внешности, он добавил:
– У нас с Оленькой приемы по субботним вечерам, и мы будем рады видеть вас у себя, князь. Не правда ли, милая? – обратился он к дочери.
Та, покрывшись легким румянцем, выдающим ее смущение, подняла глаза:
– Конечно, Михаил, мы будем ждать вас. Приходите с друзьями… – Она кивнула в сторону столика, где сидели Блюм с Лопатиным, и, покрывшись еще большим румянцем, протянула ему руку для поцелуя, озорно улыбнувшись одними глазами.
«Ого, – думал он, возвращаясь на свое место, – а девочка-то с перчиком! Надо бы с ней познакомиться поближе».
Желание завязать этакий роман – при слове «этакий» он мысленно щелкнул пальцами – овладело им, и на лице появилась мечтательная улыбка.
Друзья встретили его достаточно фривольными шутками, но Михаил отмалчивался. Заметив, что Ольга вместе с отцом, поднявшись из-за стола, ушла, он вдруг заскучал. Поэтому, распрощавшись с друзьями, Михаил в одиночестве направился домой.
Целую неделю, мотаясь из порта – на склады, из складов – на товаро-погрузочную станцию, присутствуя в качестве переводчика-референта на различных переговорах генерала Розанова в иностранных миссиях, работая в кабинете с бумагами, он вспоминал Ольгу, подгоняя время – скорее бы суббота.