Убить волка
Шрифт:
Годы спустя он прекрасно помнил, как широко открытыми от ужаса глазами смотрел на то, как враги расправляются с солдатами из гарнизона точно со скотом на скотобойне. Как их люди погибали один за другим в кровавой мясорубке. Он прекрасно помнил, как что-то ударило в спину и от резкой боли сжалось сердце.
Вскоре боль притупилась. Постепенно конечности потеряли чувствительность, звуки и цвета померкли, все исчезло. Сознание поплыло, не оставалось ничего, кроме биения сердца, а потом он понял, что не может дышать...
И в ту секунду, когда мальчик уже почти потерял сознание, он услышал, как невообразимо
Чан Гэн потряс его за плечо:
— Ифу!
Отрешенный взгляд Гу Юня наконец сфокусировался, и он прошептал:
— На еще не сгоревших трупах есть татуировка с головой волка?
Чан Гэн спросил:
— Что?
Пораженный командир внезапно поднял голову. В то время Гу Юнь был совсем ребенком, зато у стражников поместья остались об этом инциденте гораздо более отчетливые воспоминания.
— Аньдинхоу думает, что...
— Проверь, как только огонь потухнет, — с каменным лицом приказал Гу Юнь. — А что касается того, кто пытался меня отравить...
Когда он почувствовал, что действие яда на организм заметно ослабло, то, опираясь на Чан Гэна, поднялся на ноги.
Рука его была холодной, как у трупа. Чан Гэн вздрогнул. Гу Юнь тут же ослабил хватку, словно пытаясь избежать любого физического контакта.
Гу Юнь с растерянным видом шагнул вперед. Поскольку люли цзин вдребезги разбилось во время нападения, а видел он плохо, то маршал едва не свалился в горячий источник. Чан Гэн почти никогда так сильно не переживал. Он мгновенно подбежал к Гу Юню, и, никого не слушая, обнял его сзади и довел до покоев.
Поскольку тот все еще витал в облаках, то не стал уклоняться от прикосновения.
Чан Гэн помог ему зайти в комнату и закутал в тонкое покрывало. Он как раз собирался снова измерить его пульс, когда Гу Юнь внезапно попросил:
— Подай мне лекарство.
Чан Гэн нахмурился:
— Нет, твое тело еще...
Гу Юнь резко побледнел и повысил голос:
— Я сказал, подай мне лекарство.
Чан Гэн замер, интуиция подсказывала ему, что Гу Юнь по-настоящему в ярости.
На его невозмутимо-холодном лице проскользнула печаль. Мощь армии из тысяч солдат в железной броне отражалась в его слепых глазах. На мгновение этот привлекательный мужчина превратился в ожившую статую демона, но вскоре иллюзия развеялась.
И Гу Юнь быстро пришел в себя, выражение его лица смягчилось. Он потянулся и, блуждая в потемках, наугад поймал в воздухе руку Чан Гэна и мягко погладил его по запястью.
— Сначала позаботься о своей ране, а потом принеси мое лекарство. Когда это ты стал таким непослушным, а?
Чан Гэн смолчал, но перед уходом раздраженно пнул дверной косяк.
Тем временем, над светящейся ночными огнями столицей нависла куда более опасная и неожиданная буря.
На одной узкой столичной улочке старик с редеющими волосами окинул прощальным взглядом лежавшую на столе написанную кровью предсмертную записку, а затем повесился на поперечной балке собственного дома. Оставшиеся годы его жизни угасли подобно свече на ветру [6].
Не успевший прийти в себя Гу Юнь забыл приказать командиру стражи проследить за тем, чтобы о неудавшемся покушении никто
Командующий Северного гарнизона, расположенного в пригороде столицы, Тань Хунфэй принадлежал к старой гвардии Черного Железного Лагеря. Узнав о том, что на подконтрольной территории, прямо у него под носом, совершено покушение на маршала, он пришел в ярость и созвал гарнизонные батальоны со всей округи, чтобы лично провести тщательное расследование.
Невозможно было замять событие такого масштаба. Вскоре вести о покушении разнеслись далеко отсюда, и это было только начало.
Через день к Гу Юню вернулись зрение и слух. Когда он осознал свою оплошность, то было слишком поздно — отряд Тань Хунфэя уже ворвался в столицу.
Генерал Тань вынудил правителя столичной округа, рыльце у которого было в пушку, перетряхнуть весь город в поисках подозрительных чужеземцев. Стоило гонцу, посланному Гу Юнем, чтобы отозвать Тань Хунфэя, спуститься с лошади, как неожиданно всплыла та загадочная предсмертная записка и застучали барабаны.
Гонец не осмелился сам войти в дом правителя столичной округа, поэтому в спешке попросил слуг пригласить нужного ему человека. Кто же мог знать, что здесь царил такой бардак, что только после крайне долгого ожидания наконец нашелся кто-то, кто впустил его внутрь.
Не успел гонец открыть рот, как командующий Северного гарнизона Тань Хунфэй резко вскочил с места, пугающе вытаращил глаза и с такой силой ударил ладонью по столу, что земля под ним едва не растрескалась. В результате чего с головы до смерти перепуганного правителя столичного округа Чжу едва не слетел форменный головной убор.
Тань Хунфэй рявкнул:
— Ты вообще кто такой?! А ну-ка повтори!
Мужчина средних лет, который двумя руками сжимал написанную кровью предсмертную записку, четко выговаривая каждое слово, ответил:
— Этот простолюдин — владелец пекарни на улице Миньсян в восточном пригороде столицы. Мой пожилой приемный отец [7], старший дворцовый евнух У Хэ, служил еще при дворе Императора Юань Хэ. Много лет назад, пытаясь избежать беды, он инсценировал собственную смерть. К счастью, ему самому удалось выбраться из дворца. С тех пор он скрывался среди простонародья. Несмотря на это много лет спустя его в итоге обнаружили разбойники и воры. Прошлой ночью, не желая бросать тень на свою семью, старик покончил с собой. Этот простолюдин мал точно светлячок, хрупок как травинка, его ничтожная жизнь не достойна упоминания. Но все же мой покойный отец оставил записку, желая пролить всему миру свет на совершенную чудовищную несправедливость!
Интуиция подсказывала правителю столичного округа Чжу Хэну, что затронут вопрос чрезвычайной важности, поэтому он громко и поспешно перебил его:
— Смутьян! Да как ты смеешь нести подобный вздор?! За убийство третьего принца старшего дворцового евнуха У Хэ сразу же бросили в темницу, а потом казнили путем разрубания по пояснице. Ты что намекаешь на то, что храм Дали ложно обвинил его?
Мужчина низко склонил голову и продолжил:
— Этот простолюдин держит в руках предсмертную записку, написанную кровью его отца. Сейчас я предстал перед вами и в моих словах нет ни капли лжи!