Убить волка
Шрифт:
Гу Юнь растерялся. Он не понимал, к чему тогда секретничать. Чан Гэн высунулся из окна повозки и, воспользовавшись замешательством Гу Юня, поцеловал его в губы.
Гу Юнь опешил.
Чан Гэн оглянулся по сторонам и убедился, что из-за затора на дороге никто не обратил на них внимания. Тогда он прошептал:
— Когда сегодня вечером вернемся в поместье, загляни ко мне — покажу тебе чертежи.
Гу Юнь ухватил поводья коня и осторожно отстранился.
— И сколько раз я на это велся? То пользуешься ранением, чтобы покапризничать,
Чан Гэн был во всем хорош, но ему трудно было совладать со своими желаниями. Особенно когда дело касалось Гу Юня. Дай ему волю, он бы и переодевал его, и кормил. В обычной жизни Чан Гэну удавалось держать себя в руках и не смущать Гу Юня... Зато в постели выдержка ему отказывала.
— Если я плохо забочусь об ифу, я могу прикладывать больше усилий и научиться чему-то новому, — нежно прошептал Чан Гэн.
— ...Сынок, тебе не обязательно так стараться.
В этот раз Гу Юнь не надел броню. Когда они подъезжали к северному гарнизону, на нем были повседневные одежды с рукавами шире талии.
Чан Гэн ухватился за этот рукав и подергал его.
Какое-то время назад они проехали через небольшую деревушку, где встретили малыша лет трёх-четырёх, что тянул родителей за рукава, выпрашивая сладости. С тех пор непонятно какая муха укусила Чан Гэна, но он стал вести себя, как тот ребёнок. Если не хуже.
В детстве ему некого было тянуть за рукав. Теперь же, будучи взрослым мужчиной, он, похоже, решил получить причитающееся с Гу Юня.
Тот засмеялся, чувствуя, как по коже побежали мурашки.
— Нет, я же сказал. Отпусти. Ваше Высочество, разве вас не беспокоит, что другие подумают?
Чан Гэн отказывался его отпускать, словно непременно хотел при всем честном народе сделать его отрезанным рукавом.
На въезде в город процессию встречали Шэнь И и Цзян Чун. Они заметили, как сидевший в повозке Янь-ван высунул голову, чтобы поговорить с Гу Юнем. Его собеседник крайне неспешно ехал на своём великолепном скакуне. Глаза Гу Юня смеялись, но губы были плотно сжаты.
Янь-ван что-то сказал, в ответ Гу Юнь стукнул его по тыльной стороне ладони, вынуждая высвободить свою руку.
Вот только Янь-ван сдаваться не собирался и предпринял еще одну попытку. Гу Юнь задвинул шторку его крытой повозки — с глаз долой, из сердца вон.
Тогда Янь-ван в третий раз поднял шторку и высунул голову из окна. Наконец Гу Юнь не выдержал — громко засмеялся и отмахнулся, признавая поражение.
Цзян Чун ошарашенно наблюдал за этой сценой.
— Какое счастье, что у великого маршала нет родных детей, — вздохнул Шэнь И. — Они бы превзошли своего предшественника и выросли бы избалованными чудовищами. Вряд ли он способен трижды отказать Янь-вану. Если принц за первые два раза его не уболтает, то на третий раз маршал точно сдастся.
Цзян Чун еще не до конца пришел в себя.
— Я всегда думал, что поскольку Аньдинхоу редко подолгу задерживается в столице, их отношения приемного
Заслышав про «искреннюю привязанность», Шэнь И отвлекся от мыслей о том, что Гу Юню так и не удалось стать строгим отцом. Про себя он в сердцах подумал: «Стоит чужой красоте вскружить ему голову, и Гу Цзыси начинает вести себя недостойно. Но что он сегодня творит при свете дня?»
У Гу Юня, павшего жертвой чужой красоты, зачесался нос. Он чихнул. Когда Гу Юнь оглянулся, то заметил, что господин Цзян взирает на двух высокопоставленных чиновников с умилением и искренним восторгом. Зато у командующего Шэня на лице было написано «следи за своим поведением, если не хочешь опозориться».
Янь-ван вернул себе благообразный вид и получил приглашение явиться во дворец еще до того, как выбрался из повозки.
Шэнь И осуждающе смотрел на Гу Юня. Теперь понесший национальный позор и полностью утративший суверенные права Гу Юнь пожалел о том, что согласился на столь унизительную и постыдную авантюру.
— Чего вытаращился? — сердито спросил он.
Командующий Шэнь, этот старый педант, преисполнился праведного гнева и воскликнул:
— Не мне тебя судить, но иногда ты ужасный бесстыдник!
— Да что я такого сделал?
— Ты как сластолюбец, увлекшийся лисицей-оборотнем.
Гу Юнь промолчал.
Обвинение свалилось на него совершенно неожиданно и незаслуженно, как гром зимой или снег летом, еще и оправдаться не дали... Ему действительно хотелось разорвать дружеские отношения.
К счастью, генерал Шэнь И вспомнил о деле раньше, чем Гу Юнь в сердцах его прибил.
— Я предполагал, что вы скоро прибудете, так что не стал посылать гонца. У меня есть для тебя две важных новости. Во-первых, Цзялай Инхо из племени северных варваров отправил к нам посла.
Гу Юнь переменился в лице.
С тех пор, как Черный Железный Лагерь подавил восстание государств Западного края [1] и получил небольшую передышку, он снова наконец стал северным сторожевым постом. Это значительно облегчило положение оборонительных гарнизонов на северной границе. Для Цзялая Инхо всю его жизнь Черный Железный Лагерь был главным ночным кошмаром. Пока они находились на посту, он не решался на безрассудные поступки.
Однако, земли на северных границах были бесплодны, и местным племенам приходилось молиться своим богам, чтобы прокормить коров и овец. В последнем сражении Великая Лян исчерпала все ресурсы, не говоря уж об охваченном жаждой мести Цзялае, который плевать тогда хотел на снабжение.
Понятно, что это временное затишье не могло продолжаться долго.
— Посол приехал, чтобы заключить мир? — спросил Гу Юнь.
Шэнь И согласно кивнул и добавил:
— Его предложение еще не рассматривали на императорской аудиенции. Государь вызвал нас во дворец, чтобы обсудить условия мирного соглашения. Знаешь, что мне это напомнило?