Убийца с нежными глазами

Сэтлоу Джейсон

Билли со стонами тяжко дышал. Одна его рука покоилась на груди, пальцы дрожали. Я снова взяла раненого за руку, крепко сжав ее.

Билли качал головой.

— Где моя нога? Я не чувствую ее.

Я взглянула на его правое колено. Нога в брючине имела странный вид. Она болталась во всех направлениях, а на ткани проступили пятна крови.

— Не шевелите ею, ее надо забинтовать. Все будет хорошо, — успокаивала я, скрывая от Билли, что полотенце насквозь пропиталось кровью. Может быть, он и сам чувствовал это.

— Мне прострелили кишки.

— Я

знаю. Расслабьтесь. Все не так страшно. «Скорая» уже в пути.

Рука Билли, которую я держала, была ледяной, пальцы побелели. Мне хотелось обо всем расспросить его, но я не сделала этого. Не решилась. Этика моей профессии не позволила обращаться к умирающему с расспросами. Я смотрела Билли в лицо, следя за его состоянием и испытывая единственное желание, чтобы он только выжил. Волосы его казались еще кудрявее, чем я их запомнила. Свободной рукой я убрала их со лба. На верхней губе проступал легкий пух.

— Я умираю. Чувствую, что это — конец. — Он в конвульсии сжал мою руку, корчась от приступа боли.

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Билли начал жадно вдыхать воздух, но вскоре затих. Я видела, что жизнь покидает его, унося с собой все: цвета, энергию, боль и ту информацию, которой он владел. Облако смерти окутывало Билли, покрывая его темной, мрачной пеленой. Билли Поло вздохнул, остекленевший взгляд его остановился на моем лице, рука повисла, но я все еще продолжала ее держать.

ГЛАВА 24

Я сидела на тротуаре около закусочной, уставившись в асфальт. Хозяин лавки принес мне банку с кока-колой, я приложила холодный металл к виску. У меня кружилась голова, но совсем не оттого, что я была больна. Появившийся лейтенант Фельдман склонился над телом Билли и разговаривал с экспертами, осматривавшими тело. Машина «Скорой помощи» стояла в ожидании в стороне с открытыми дверями, чтобы спрятать погибшего от любопытных взоров. Рядом находились два полицейских автомобиля, радиопереговоры которых сливались с гомоном собравшейся толпы. Насильственная смерть стала для посторонних занимательным спектаклем, и я слышала реплики присутствовавших, ожидавших, как будет сыгран последний, заключительный акт зрелища. Для зрителей это было отнюдь не печальное, а скорее занимательное событие. Они не чувствовали всю абсурдность и жестокость убийства.

Участковые полицейские, Гутьеррес и Петтигрю, появились через пять минут после кончины Билли, о чем по радио доложили начальству. Они собирались отправиться к Корал и Ловелле. Мне следовало присоединиться к ним, я чувствовала это, но у меня не хватало мужества и решительности. В тот момент мне было трудно сделать это, потому что я сама еще не могла осознать факт смерти Билли, все произошло так стремительно, и ничего нельзя было вернуть назад. Было трудно признать, что уже невозможно прокрутить назад эти последние пятнадцать минут и сделать все иначе. Мне следовало приехать раньше, предупредить Билли, и он бы не пострадал. Он бы мне все рассказал, а я бы угостила его пивом, как обещала в нашу первую встречу в баре.

Подошел Фельдман. У меня

не было сил поднять голову, и я смотрела прямо перед собой, на его ноги. Он зажег сигарету, приблизился ко мне, сел рядом на тротуар. Ноги затекли, и я их вытянула. Я плохо знала Фельдмана, но то, что мне было известно, произвело хорошее впечатление. Внешне этот человек был похож на смесь еврея с индейцем: большое плоское лицо, высокие скулы, нос крючком. Этому высокому мужчине было лет сорок пять, прическа и одежда соответствовали требованиям, установленным для полицейских. Зазвучал его низкий взволнованный голос:

— Введите меня в курс дела, — попросил Фельдман.

С его стороны это была попытка заставить меня говорить, но с моей стороны она закончилась слезами. Я старалась держать себя в руках и не позволить вырваться рыданиям. Я тряхнула головой, но новый приступ горя победил мое самообладание, и я разревелась. Фельдман протянул мне носовой платок, который я приложила к глазам, потом стала аккуратно его складывать, стараясь переключить внимание на этот кусок белой ткани. В глаза бросилась вышитая буква «Ф», отмечающая один из уголков платка.

— Простите, — пролепетала я.

— Ничего, успокойтесь.

— Он был таким упрямым, — начала я. — Вероятно, это и подкупало в нем. Он думал, что он неотразим и неутомим.

Последовала пауза.

— Он не сказал вам, кто стрелял в него?

Я покачала головой.

— Я не спрашивала. Мне не хотелось отнимать последние минуты его жизни этими расспросами. Простите.

— Ну, он мог и не сказать ничего. Как все было?

Я начала рассказ, припоминая всякие мелочи и произнося разные глупости. Фельдман терпеливо дождался, пока я не возьму себя в руки и не начну связное повествование. Многолетний опыт подсказывал мне, что интересует полицейского и как именно нужно рассказывать об этом. Я выкладывала факты и версии, а Фельдман делал пометки в своем блокноте.

Когда я умолкла, полицейский встал, и я машинально поднялась вслед за ним.

— А дальше что? — спросила я.

— Должен сказать, что дело Даггетта лежит у меня на столе, — ответил Фельдман. — Робб сказал мне, что вы считаете его смерть убийством, и я решил пересмотреть дело. Теперь у нас двойное убийство, одно из которых очевидно — оно произошло только что. И мы вынуждены бросить на его раскрытие основные силы. Пока я ничем другим заниматься не могу. Но будет очень полезно, если вы пройдете в отделение и сами расскажите все это еще раз лейтенанту Долану.

— Позвольте мне сначала встретиться с сестрой Билли. Это уже второй брат, которого она теряет из своего непутевого семейства.

— А у вас нет подозрений, что это она убила Билли?

Я покачала головой.

— Со смертью Даггетта она еще может быть связана, но вряд ли она может быть причастна к этому убийству. Хотя я и могу чего-то не знать. Но зачем ему было встречаться с сестрой на глазах у толпы? Это кто-то из присутствовавших на похоронах. Я почти уверена.

— Составьте их список, я заберу его, — попросил Фельдман.