Убийственно хорош
Шрифт:
— Слизняк — отец Наташи, импотент — мой теперь уже бывший муж, а убийца — тот подарил мне Васю… Об альфонсе же я, в отличие от тебя, совершенно ничего не знаю! — я сердито зыркнула через плечо, однако свернуть его с избранного пути не удалось.
— Сначала деньги, потом стулья, — он выразительно пошуршал у меня перед носом сомкнутыми подушечками большого и указательного пальцев. — Так что там с моими «подельниками», как их изволил величать твой родитель?
— Я их всех очень любила, каждого по своему, но… И вовсе Ника не слизняк! А Аслан не… гм… не совсем убийца, ну, а Петюня…
— Импотент только иногда?
— Замолчишь ты или нет? — вскипела я, и без того совершенно измученная попытками начать свое повествование.
— Прости, — он стал серьезен. — Не стоило вообще затевать этот разговор, просто уж больно я завелся сегодня…
— У моего батюшки по молодости лет было прозвище Кривой стартер,
Мы рассмеялись, нам обоим стало легче, и я наконец-то нашла в себе силы начать.
— Мне было двенадцать, когда я познакомилась с Никой. Его распределили в часть, которой тогда командовал мой отец. Молоденький лейтенант, умный, тонко чувствующий… Бог знает, зачем он вообще пошел в военное училище. Я влюбилась, как кошка, а он… На что ему была тринадцатилетняя соплюшка? И все-таки он не отталкивал меня, как мог бы поступить другой, не смеялся над моим столь явным увлечением взрослым мужиком. А потом произошло то, что произошло… Я умоляла отца послать с подразделением Ники на то задание кого-то другого, но… Ты уже немножко знаешь Александра Лунева и можешь предположить, что он на это ответил. Никита уехал. Солдатики, которыми он командовал, вернулись довольно скоро — через полгода. А он нет. Попал в плен, прикрывая отступление своих. Его и еще двух парней, которые остались с ним, освободили только четыре года спустя. И вернулся он уже совершенно другим человеком. Он не рассказывал никогда о том, что с ним было за эти годы, но уверена — это было по-настоящему страшно… Я была с ним рядом и в госпитале, куда его отправили сразу после освобождения, и после… Мы стали близки, но потом что-то в нем сломалось окончательно. Никита ушел, а спустя пару месяцев я убедилась, что беременна.
— Ты…
Я лишь отрицательно качнула головой, прерывая его. Иван понял и теснее прижал меня к себе.
Глава 14
Продолжать рассказ было непросто, но, как известно, сказавши «А»…
— Может, история с моей совершенно точно незапланированной беременностью и не имела бы продолжения, если бы не поведение отца. Он приказал мне, причем в более чем резких выражениях, сделать аборт, я, естественно, уперлась рогом. Короче, кончилось тем, что я сбежала из дома, а он заявил матери, что у него теперь только одна дочь… Наташка родилась вскоре после того, как я прибилась к коммуне. Они были… такие, ну, вроде хиппи. Но главное, что там была Куклюша… И Стас… И кое-кто еще из тех, с кем ты познакомился позавчера. Лето и начало осени мы прожили в палатках, а когда стало холодать, переселились на шикарную дачу в ближнем Подмосковье. Я была крайне удивлена, но потом мне объяснили, что сын хозяина дачи — инвалид-колясочник — еще со школы дружит с одним из наших парней. Так я и встретила человека, который после стал мне настоящим другом. Петюня из очень обеспеченной семьи крупного чиновника. Родители прочили ему блестящую дипломатическую карьеру, но тут эта авария, которая лишила его возможности нормально передвигаться, иметь детей… Лишила всего! — я невольно поежилась — вода в ванне начала остывать, но Иван, похоже, не замечал этого. — Ситуация у Петюни была в чем-то сходна с моей. Мы подружились… А потом было совершенно дикое, но удивительно удачное, как показала жизнь, предложение со стороны его отца. Он хотел, чтобы мы с его сыном поженились. Расчет был верен. Я, случись чего с родителями, стала бы поддержкой и опорой для их сына, и даже то, что у меня уже был маленький ребенок, было в плюс — своих-то Петюня уже никогда бы не заимел. Мне же подобный контракт и вовсе давал очевидные и более чем ощутимые преимущества. Во-первых, выйдя замуж, я обретала свободу. Я ведь тогда еще была несовершеннолетней и отец, хоть и отказался от меня, формально все еще имел право по собственному усмотрению кроить мою жизнь. Ну, а во-вторых, да и в прочих… Прописка, квартира, официальное удочерение для Натки, возможность учиться, помощь в карьере… В общем, сам понимаешь. О любви и близости с каким-то другим мужчиной, кроме Никиты, я и помыслить не могла. Петюня был добр, чуток и хорош со мной, а главное с Наткой. Я согласилась.
— Постой, постой, а Никита? Он так и исчез с концами? Даже не узнал, что у него родилась дочь?
— Нет, почему же… Узнал… Только это уже ничего не меняло ни для него, ни для меня. Мы и сейчас иногда видимся, даже Натка иногда ездит, но редко — тяжело. Дело в том, что он принял постриг и сейчас живет в маленьком полуразвалившемся монастыре с очень строгим уставом, где принят обет молчания… Это история «слизняка», если опять-таки цитировать моего родителя, а с «импотентом» я прожила почти десять лет. Дипломатом Петюня не стал. Отец его в какой-то момент оказался не у дел и как-то очень быстро постарел и умер.
— Начинается история убийцы?
Я невольно вздрогнула, и Иван, неверно истолковав это, потянулся и пустил в ванну тонкую струю горячей воды.
— Как любой восточный человек, Аслан умел ухаживать. Охапки цветов, баллады под балконом. Да, тогда мы жили на втором этаже в одном из арбатских переулков, и его песнопения вполне можно было услышать… В общем, ему удалось пробить стену, которой я окружала себя все эти годы… Наши отношения складывались странно. Он то появлялся, то исчезал. И каждый раз в нем что-то менялось… Словно умирало одно и на его месте рождалось совсем другое. Глаза стали такими… Не объяснить. Я даже стала его бояться, несмотря на то, что он во время своих визитов меня разве что на руках не носил. Столько слов любви я никогда в своей жизни не слышала, а нам, бабам, ведь этого всего ох как хочется… А потом все-таки наступил день, когда он в очередной раз исчез и уже больше так и не объявился.
— А через пару месяцев ты убедилась, что беременна?
— Смешно, да?
— Нет, малышка.
Он обнял меня поуютнее, и я со вздохом расслабилась в кольце его рук.
— Сначала я пыталась найти Аслана, чтобы сообщить, потом разозлилась и даже сдала все анализы для аборта, потом зачем-то поехала к Куклюше — она тогда уже во всю занималась своим детским домом… В общем, как говаривала одна моя давнишняя подруга: «Что выросло, то выросло». Петюня наконец-то начал делать карьеру — его картины стали продаваться на Западе, он подумывал уехать, я категорически не хотела… Короче говоря, мы развелись… А Аслан…
— Прости, но почему твой отец назвал его убийцей?
— Он наемник, — я помолчала, взвешивая свои следующие слова. — Точнее, начинал как простой наемник. Проявил себя на этом своем поприще еще во время Первой чеченской… Потом и вовсе сделал карьеру, если можно так это назвать. Естественно, ни о чем таком я и не подозревала… Это мне потом о нем рассказали. Когда я дала себе труд начать узнавать про отца своего ребенка у людей знающих… Слышала, что живет он сейчас где-то в Турции, но видели его и в Африке, и в Сирии… Да много где. Где платят, там и… Но частенько появляется и на родине — у нас на Кавказе. Естественно, неофициально…
— Итак, монах-молчальник, все-таки импотент — тут уж ни отнять, ни прибавить, наемный головорез и наконец ночной сторож, с лицом Аполлона и здоровенной дырой в голове, в которую ухнуло буквально все…
— О чем это ты? — я напряглась.
— А это уже начало моей истории, Машуня. Только она у меня коротенькая, как автобиография школьника. Когда родился — не знаю, где учился — не помню… Четыре года назад очнулся в больнице небольшого городка на Лене, не представляя даже, как выгляжу… Точнее выглядел до того, как… Черт, даже не знаю, что и случилось-то со мной. Вот такие дела… Выяснилось, что в памяти осталось все, кроме меня самого. Все детали прошлой жизни ушли безвозвратно. Сначала-то врачи надеялись. Выборочная амнезия чаще всего проходит. Но, как оказалось, не в моем случае. Попытались установить личность — не вышло. Лицо обезображено, отпечатков пальцев нет…
— Как нет? — тоненько пискнула я.
— А вот так. Нет и все тут. На ладони рисунок есть, а на пальцах — тю-тю. Так и появился на свет Иван Иванович Иванов, мужчина, биологический возраст тридцать пять — сорок лет, без определенного места жительства и работы, практически здоровый, но никому не нужный. Сначала жил там же, при больнице. Помогал, чем мог. За это кормили. Потом главный хирург, мужик молодой, талантище — это он мне лицо лепил — выхлопотал паспорт, жилье, работу… Начал помогать ему — чем-то надо за добро расплачиваться. Тут-то и выяснилось, что хорошо лажу с детишками. А потом стало невмоготу. Как услышу — Москва, словно кольнет что-то. Не знаю почему, но казалось мне: если где и искать ответы на все мои вопросы, то здесь… А встретил тебя, Машуня. Полюбил. И теперь боюсь того, чего жаждал еще совсем недавно — вспомнить.
— П-почему?
— А вдруг я женат, вдруг где-то меня ждет семья и ребенок?.. Или, наоборот, разыскивает полиция за зверское убийство?
Я зажмурилась, не желая даже представлять себе подобный кошмар, а потом, извернувшись, обняла его за шею и зашептала горячо и убежденно:
— У жены я тебя отобью, пусть не обессудит, ребенка будешь навещать так часто, как захочешь, а уж от полиции спрятаться и вовсе дело нехитрое.
— Меня первым же сдаст твой родитель! — в притворном ужасе округлил глаза Иван.