Убийство деда Мороза

Вери Пьер

— Вы видели? — спросила одна из девочек.

Это была Мадлен Нойбах. Она показывала пальцем на слуховое окно.

— Глаз… Глаз Деда Мороза… Он все замечает… Он увидел нас!

Толстощекий мальчишка храбрился:

— Глаз?.. Ничего он больше не видит, этот глаз, ведь Дед Мороз мертвый!

— Да? Ишь ты! Ну-ка, толстяк, сунь свой нос в окошко, если ты такой умник!

— Все девчонки дуры! Вовсе это и не глаз. Брехня да и только.

— А вот и глаз, один-единственный глаз! Красный-красный!

— Да не глаз это, а лампа. Однажды мой брат Кристоф заглянул в слуховое

окно. Мой брат Кристоф не трус. Он увидел на столе ванночки, и целую груду всяких склянок, и еще красную лампу.

Однако мальчуган, хоть и храбрился для виду, незаметно отодвинулся и прижался к стене.

«Мальчишка, шестилетняя девочка, — рассуждал сам с собою маркиз де Санта Клаус, — вот бы кому на самом деле заняться этим расследованием! Вот бы кто во всем разобрался! Они всех знают — Деда Мороза и Деда с розгами, Оборотня, Человека с мешком и Продавца песка, Мясника-людоеда, матушку Мишель и папашу Люстюкрю… Это их жизнь, их мир. Эх, до чего грустно быть взрослым!.. Да, я еще забыл Золушку. А вот и барон, легок на помине. Для сказочного Принца он слишком озабочен».

Барон де Ла Файль шел склонив голову. Он свернул с улицы Трех Колодцев.

Маркиз приблизился к владельцу замка.

— Дорогой барон, могу ли я вам напомнить об обещании познакомить меня с вашими архивами?

— Они ждут вас, маркиз. Я приготовил целых два сундука.

Золушка шила, сидя у окна. Бедняжка была взволнована. Едва ей удалось, призвав на помощь благоразумие и не вздыхая понапрасну, вернуться на землю и поверить, что приключения в рождественскую ночь останутся всего лишь сказкой, как явился барон. Стоя под ее окном и досаждая канарейкам в клетках, он вполголоса перекинулся с ней обычными, ничего не значащими словами, однако взгляды, которые их сопровождали, придавали этим словам особый смысл. Барон ушел. Золушка отважно взялась за иглу и наперсток, но глаза ее застилала пелена, отчего голубые и красные лоскутки, предназначенные для мундиров деревянных солдатиков, превращались в драгоценные ткани.

— Итак, мадемуазель, говорят, на балу вы были краше всех? Как жаль, что я не мог полюбоваться вами!

Катрин покраснела.

— Вам, видимо, нездоровилось, господин маркиз?

— Немного, но все уже прошло.

— Счастлива это слышать. — Она улыбнулась. — Да, у меня был такой вечер!.. Не могу сказать, до чего этот бал… Ах, все было как в сказке! Сначала в замке я перемерила видимо-невидимо всяких платьев. Господин маркиз, что за туалеты — я таких прежде и не видела, и даже представить себе не могла! И эта туфелька, которая потерялась… Позолоченные туфельки… Ой, ну какая же я дурочка! Для вас-то это все в порядке вещей.

Отойдя от дома Золушки, маркиз пробормотал:

— Все было как в сказке! В конце концов, это может привести в отчаяние. Черт побери, мы-то не в сказке!

Бриллианты украдены, неизвестный задушен — это уж вовсе не волшебство.

Перед лавкой ювелира почтальон разговаривал с Тюрнером.

«Так! Человек с мешком точит лясы с Продавцом песка, — машинально отметил маркиз. — И разумеется, в окне торчит матушка Мишель».

Он стал как вкопанный.

«Еще чего!

Даже на меня нашло! В конце-то концов, где я — в Мортфоне, в Лотарингии, или в Вымышляндии?»

После завтрака маркиз де Санта Клаус отправился к тому месту возле входа в подземелье, где Жюль Пудриоле с приятелем в первый раз наткнулись на немца. Кругом не было ни души. Там, где двенадцать часов назад лежал «человек, свалившийся с неба», теперь стоял снеговик с трубкой во рту и метлой под мышкой. Маркиз тщательно его осмотрел, весьма тщательно; потом нагнулся, набрал пригоршню снега, слепил снежок. Размахнулся, трубка снеговика полетела в воздух. Когда маркиз ушел, снеговик остался не только без трубки, но без метлы и даже без головы.

«Превосходно! — Маркиз растер снегом покрасневшие руки. — Кажется, я молодею».

После полудня он заметил, что на него стали странно поглядывать. Прохожие останавливались или шушукались за его спиной.

Вокруг него сгущалась атмосфера враждебности. Многие подозревали, что он причастен к событиям двадцать четвертого и двадцать пятого декабря.

За ним следил ризничий. Обернувшись раз и другой по дороге в ризницу, он приметил вдали человека, который смотрел ему вслед.

Около шести маркиз вошел в церковь. Если бы кто-нибудь мгновение спустя вошел туда, он с изумлением обнаружил бы, что в церкви никого нет.

По шаткой лестнице маркиз вскарабкался на колокольню и уселся верхом на стропила. Затылком он ощущал холодное прикосновение колокола. С этого насеста он мог обозревать местность в проеме между двумя балками. Смеркалось. Ветер совершенно утих. В расчистившемся небе сверкало множество ярких точек, внизу горели огни. Скользили автомобили. Их фары, светившиеся красноватым светом, были похожи на медленно падающие звезды. У самого горизонта сияла белоснежная планета. Пастушья звезда, Венера…

Маркиз вспомнил загадочное заклинание:

Пастушья звезда, ты близка и низка.Скажи, где лежит Золотая Рука!

Он опустил взгляд. Пристально всмотрелся в то, что происходило внизу. У священника на кухне и в спальне горел свет. Аббат Фукс лежал в постели. Маркиз видел голову его в ночном колпаке, сползавшем на подушку. На кухне Каппель готовил легкий ужин. Маркиз долго наблюдал за ризничим, отмечая осторожность, свойственную близоруким людям, с какой он ставил ногу при ходьбе и вытягивал перед собой руку.

Затем Каппель потушил свет в кухне и отнес кюре бульон, яйцо всмятку и варенье с порцией минеральной воды. Ужин закончился стаканом отвара. Каппель уменьшил свет в лампе у изголовья кровати, подкинул в камин дров и вышел из комнаты.

Маркиз уже приготовился было покинуть колокольню, когда услышал, как внизу скрипнула дверь, и звук шагов, которые показались ему чрезмерно осторожными, прозвучал под сводами церкви. Он предположил, что ризничий делает вечерний обход, и решил переждать. Взгляд его вновь рассеянно скользнул по окнам аббата Фукса. В тот же миг рот маркиза непроизвольно приоткрылся, а глаза загорелись.