Убийство на Острове-тюрьме

Чень Ши

Тем не менее я тоже думаю, что всему виной, скорее всего, невнимательность Дон Кихота. В конце концов, какому еще безумцу, кроме него, может понадобиться средневековый европейский шлем? Однако этот инцидент сильно его подкосил. Без доспехов Дон Кихот не мог чувствовать себя славным рыцарем, а для него это очень важно.

Но вернемся к основной истории.

Изначально я рассчитывала воспользоваться суматохой после окончания сеанса терапии и передать ему записку с фото, прежде чем встать в очередь. Но все пошло абсолютно не по плану.

Сначала я не обращаю внимания на вошедшего в комнату Се Ли. Однако буквально кожей чувствую его алчный взгляд. Он следит за мной, как голодный волк за добычей. От этого мне становится

не по себе. После того как мелодия заканчивается, врач что-то говорит Се Ли, а затем выходит из игровой комнаты. Как только он уходит, Се Ли закрывает за ним дверь.

– Мне кое-что нужно сказать вам, мрази.

С задранным вверх подбородком он сейчас напоминает императора, готового огласить указ.

– Все, должно быть, видели, что произошло прошлым вечером. Глупый старик напал на охранника и поплатился за это. Он все еще валяется в лазарете. Не думайте, что, раз у вас мозги набекрень, я буду к вам снисходителен. Как мне кажется, вы ничем не отличаетесь от тех ублюдков, которые распиханы по тюрьмам нашей страны. Надеюсь, вы осознаете, что я говорю: не смейте прикидываться дураками передо мной! Вы можете обдурить врачей, заставить их думать, что вами овладело бесовское наваждение! Но со мной такое не прокатит. Я верю только одному: вы делаете все нарочно! А это выводит меня из себя!

Се Ли вещает, стоя посреди импровизированного круга. Он хочет вынести нам предупреждение. Иными словами, он боится, что пациенты нанесут ему внезапный удар, поэтому он решает, что ему надо раз и навсегда решить вопрос, взяв нас железной хваткой за горло. Выбор такого способа проистекает из его невежества в области психиатрии, а также из заносчивого характера.

– И еще: не говорите мне, что у этого Профессора раздвоение личности! То он, сука, Джек-Потрошитель, то очаровательный Микки Маус, мать его! Ну, на хер, я в это не верю! Это все сказки, уж я-то вас знаю. Не больница, а дерьмо собачье! Я не хочу, чтобы эти доктора думали, что, дав вам послушать парочку песенок, они смогут вас вылечить. Я надеюсь, что вы попадете в ад и никогда больше не переродитесь! Поэтому: если кто-то еще раз нападет на охрану, то не отделается простой ночью под дождем, понятно вам?

Се Ли скользит яростным взглядом по собравшимся, пытаясь прочесть реакцию в их глазах.

Мертвенно-бледный Дон Кихот, сидящий рядом со мной, дрожит от страха, запуганный его речью. Е Пин крепко прижимает к груди свою куклу. Кажется, что страх пропитал всю игровую комнату, тяжелый запах буквально висит в воздухе. Однако я замечаю одно исключение.

Они зовут этого убийцу Сагавой.

Наверняка дали ему такое прозвище не просто так. В тысяча девятьсот восемьдесят первом году в Париже прогремело дело Иссэя Сагавы, которое потрясло мир. Личность японского убийцы до сих пор изучается в криминологии и вызывает множество споров среди экспертов. Когда Сагава Иссэй изучал английскую литературу в Сорбонне, его очаровала голландская однокурсница Рене Хартевелт, и он начал добиваться е внимания, как безумный. Однажды он пригласил девушку к себе домой, где застрелил ее из охотничьей винтовки. После смерти Хартевелт Сагава изнасиловал ее труп, а потом срезал мясо с ее бедер и рук, чтобы потом съесть его. Два дня спустя он запихнул ее останки в большой кожаный чемодан и выбросил его в городском парке. Полиция схватила Сагаву и предъявила ему обвинения. Однако поскольку его отец был очень влиятельным человеком, он надавил на органы правопорядка, и в итоге суд постановил, что у Сагавы серьезное психическое заболевание, и его отправили в психиатрическую больницу на лечение.

Меня не волнует, какое преступление совершил здешний Сагава, ведь так или иначе его поместили в «Наньмин» за дело. Я смотрю на него и смутно вижу в его взгляде облик того японского каннибала: словно опасное скрытое течение, которое прячется под спокойной

водной гладью.

– Эй! Отвечайте мне, живо! Вам понятно?

Будучи сытым по горло молчаливым протестом больных, он истошно кричит в нашу сторону:

– Что ж, придется вас разукрасить, как…

Прежде чем он успевает закончить фразу, на него сзади резко набрасывается до этого спокойно сидевший Сагава. Он быстр, как стрела, выпущенная из лука. Все происходит так скоро, что я даже не могу вспомнить кого-то, кто двигался бы быстрее, чем он. Одна его рука мгновенно стискивается на шее Се Ли, сжимая его горло в мертвой хватке. И тут же в другой его руке мелькает лезвие, которое он приставляет к кадыку охранника. Се Ли настолько обескуражен, что не может и пальцем пошевелить от испуга, тем самым позволяя Сагаве поступать с ним так, как ему вздумается.

Сагава тащит его к дверям игровой комнаты, как собачку. Се Ли так сильно охвачен страхом, что уже не может себя контролировать. Он пронзительно визжит, и все видят в его ошалевшем взгляде отчаяние обреченного на смерть.

– Тихо.

Каннибал низким голосом произносит всего одно слово.

Я думала, что Се Ли будет настолько отчаянно сопротивляться, что будет готов утащить Сагаву с собой в могилу. Но я даже не представляла, как сильно ошибалась. Тот буквально оцепенел от ужаса: он болтается в хватке Сагавы, как беспомощный ребенок. С выпученными глазами, побелевший как лист бумаги, с капающей из уголка рта слюной, он понимает, что столкнулся со своим самым главным страхом. Все происходит за считаные секунды. Никто и глазом не успевает моргнуть, как вдруг слышатся звуки плача Се Ли.

Второй охранник обескуражен. Хоть он и успевает достать дубинку, но его ноги как будто пригвождены к полу. Он не смеет пошевелиться. Он так и продолжает стоять на одном месте, с оторопью глядя на Се Ли. В этот момент я успеваю в нем разочароваться: он даже, попытался приказать Сагаве сложить оружие. Даже на это ему не хватило смелости.

– Пожалуйста, не делай мне больно! Умоляю! – Се Ли рыдает, как младенец. – Отпусти меня, я согласен на любые твои условия!

Сагава упирается спиной в дверь и говорит Се Ли:

– Задвинь шпингалет.

Се Ли не двигается.

Сагава сильнее придавливает лезвие к шее, и алая кровь тут же начинает струиться вниз, затекая Се Ли за воротник.

– Нет… не надо… я все сделаю.

Се Ли дрожащими руками пытается задвинуть шпингалет; получается у него только с третьего раза. Сагава заставляет его это сделать, потому что опасается, как бы кто из охраны не подоспел на помощь.

– Еще раз повтори, что ты только что сказал, – медленно говорит Сагава.

– Что?

В ответ на молчание лезвие снова повреждает шею Се Ли.

– Я не могу… прошу тебя…

На промежности Се Ли разрастается темное пятно, а потом раздается тихое журчание, и у его ботинка формируется небольшая лужица.

Он обмочился от страха.

– Тащите ему подгузник скорее! – раздается чей-то голос.

Е Пин, не сдержавшись, прыскает от смеха, но, осознав свою оплошность, тут же прижимает ладонь ко рту. Се Ли бросает на нее взгляд, но ничего не говорит.

– Если снова посмеешь оскорблять пациентов, я тебя сожру, – говорит Сагава без каких-либо эмоций в голосе. – Ты знаешь, за что я сюда попал. И я всегда делаю то, что говорю. Это тебе за Профессора.

С этими словами Сагава заносит лезвие и оставляет кровавый порез на щеке Се Ли. Из раны хлещет кровь, окрашивая лицо мужчины в красный цвет.

– А-А-А-А-А-А! – Се Ли визжит, как резаная свинья.

– Что происходит? Быстро откройте дверь!

За дверью слышатся топот и гомон множества людей. Кажется, к двери стекается охрана.

Одиноко стоящий в другом углу комнаты охранник подает голос:

– Они захватили в заложники замначальника Се Ли! Пожалуйста, помогите!

– Быстро откройте дверь! Иначе мы ее выбьем!