Убийство Серай

Редмирски Дж. А.

Я глубоко вздыхаю.

— Нет, я не могу поверить, что она тебя сдала. Саманта была надежна. Только два человека: она и Николас, кроме тебя и меня, знали, где ты была.

Я шагаю вперед и кладу свои руки на ее плечи, в попытке заставить ее понять, и когда она меня не отталкивает, я испытываю облегчение.

— Она была одной из нас, и я всего лишь пытаюсь получить факты.

— Тогда это был Николас, — она сердится при мысли о нем. Ее глаза дикие и суженные. — Он ненавидит меня, Виктор. Он ненавидит тебя за то, что ты мне помогаешь. Я знаю, это был он!

Я в шаге от нее, мои руки покидают ее плечи, я скрещиваю их

на груди. Потом потираю рукой свою шею и лицо. Сэрай права. Николас является очевидным ответом и хотя, зачастую, очевидно, оказывается не ответ, ведь на этот раз он должен быть. Потому что это единственное, что имеет смысл.

Мой брат предал меня.

Глава 23

Сэрай

— Что ты делаешь? — Я смотрю, как Виктор берет пиджак со стула.

Он тянется в карман и достает сотовый телефон, я никогда не видела, чтобы он его использовал.

— Я собираюсь привезти Николаса сюда.

Ошеломленная, я сначала просто смотрю на него. Но потом паника начинает зарождаться внутри.

Я кидаюсь к нему, хватая его за локоть.

— Нет, ты не можешь позволить ему знать, где мы находимся, — говорю я. — Зачем привозить его сюда? Что ты собираешься делать?

Мой ум прокручивает множество сценариев, ни один из которых не заканчивается счастливо.

Я сжимаю свои губы, когда он поднимает руку, чтобы утихомирить меня, когда Николас отвечает на другом конце телефона.

— Хавьер Руис был устранен, — говорит Виктор, так же спокойно и профессионально, как и в любое другое время, я слышала, когда он говорил с Николасом ранее.

— Да, — отвечает он на вопрос, который я не могу слышать, но я продвигаю голову вперед, как будто это увеличит громкость в некотором роде. — На место прибыли полицейские, прежде, чем я успел уехать из города. Это было не "чистое" убийство.

Он слушает Николаса минуту и продолжает:

— Я считаю, Саманта привела их туда. Девушка была жива, когда я прибыл, как раз перед тем, как я взял Хавьера. Он застрелил ее, но она успела сказать мне, что она слышала, как Саманта говорила с кем-то по телефону после того как я уехал в Тусон. Да. Нет, Саманта мертва. Сообщение, что Воннегут безопасный дом двенадцать, было скомпрометированно. Очиститель должен быть послан туда немедленно, конфисковать все ее файлы. Да. Да.

Он смотрит на меня.

— В этом нет необходимости. Девушка скончалась от ранения. Я оставил ее там.

Мой желудок скручивается в узел. Я скрестила руки на груди.

— Николас, — говорит он, опуская профессионализм в его тоне. — Приезжай ко мне в Новую Англию, как только сможешь. Мы получим двойную оплату, а потом... я хочу рассказать тебе, что произошло в Будапеште.

Я наклонила голову слегка набок, услышав эти последние слова. Все остальное, что Виктор сказал Николасу, было ложью, уловкой, чтобы он приехал сюда. Но последняя часть, я чувствую, личная. То, что он сказал, сейчас передо мной, кажется мне странным. Я знаю, что это не имеет ничего общего со мной, так зачем он сказал это сейчас? Именно в этот момент я начинаю понимать, что Николас что-то большее, чем Виктор мне говорит, больше, чем его работа, и чтобы не случилось в Будапеште, должно быть рассказано, потому что его совесть должна быть очищена.

Вот что делают люди, когда они хотят прощения.

Я не знаю почему, но, несмотря на старания Николаса, чтобы меня убили, я чувствую эту

боль и грусть внутри. Потому что я знаю, что Виктор намерен делать. Я знаю, что он собирается его убить. Но, я чувствую, что это последнее, что он хочет...

Он кладет свой телефон на стеклянный столик рядом с креслом и расстегивает пуговицы жилета.

— Мне некуда идти, — говорю я ему с дивана. — Я знаю, я была обузой и я сожалею. Саманта сказала мне, что ты рискуешь всем, даже своей жизнью, чтобы помочь мне, и мне нечего дать тебе взамен. Лишь моя благодарность, и я знаю, что это не так много.

Я вздохнула и добавила:

— И я сожалею о Саманте.

Он снимает жилет и галстук и вешает на стул к пиджаку.

— Это было мое решение, чтобы помочь тебе, — говорит он, пока расстегивает свою рубашку. — И Саманта была хорошей женщиной.

— Она тебя любила?

Я складываю руки вместе, на коленях.

— Нет, — говорит он, не глядя на меня.— Она хотела, но я не был способен.

Я хмурю брови в замешательстве.

— Не способен к любви?

— Ты не можешь влюбиться в кого-то, кого не существует, — говорит он, как само собой разумеющееся. — Я ушел прежде, чем у нее был шанс.

— Ты любил ее? — Я задерживаю дыхание.

— Нет. Любовь является препятствием в этом бизнесе. Из-за нее тебя могут убить.

Хотя его ответ оставляет горький привкус во рту, я не могу отрицать, что, возможно, он прав. Хотя я думаю, о том, как Виктор или кто-либо, впрочем, мог идти по жизни, не любя кого-то. Но потом я понимаю, что и я никогда не любила.

— И я знаю, что тебе некуда идти, — добавляет он, — но когда это закончится, и ты будешь в безопасности, тебе придется действовать самостоятельно. Я буду рад помочь тебе, дать достойный старт. — Он останавливается и смотрит на меня пристально, его глаза впились в мои глаза, чтобы захватить мое нераздельное внимание. — Но это скоро закончится. Ты и так была со мной слишком долго.

Я чувствую, что он сердится на меня или, по крайней мере, разозлился на себя, помогая мне. Может быть, это связано с тем, что происходит между ним и Николасом, я не могла знать, но после его телефонного звонка Николасу, Виктор изменился.

И это наполняет меня ужасом.

Он поворачивается и идет через мраморную арку, которая ведет в другую часть этого огромного дома. В некотором смысле, это напоминает мне о местах, в которые Хавьер возил меня, но этот дом, хотя и массивней из тех, что я видела, меньше, чем были другие. И темнее, с темно-вишневыми деревянными полами - столь блестящими, что я вижу свое отражение - и покрыты дорогими коврами: глубокие красные и коричневые, и серые. Высокие, цвета ржавчины, шторы на широких окнах, которые охватывают целиком одну из стен от пола до потолка с видом на океан.

За последующие несколько часов, Виктор остается вне поля моего зрения. Я не чувствую, что он намеренно не обращает на меня внимания, но я знаю, что он хочет побыть один.

Я много думаю о Саманте. И Лидии. И Изель. И Хавьере. Я видела столько смертей. Я убила человека сегодня вечером. По большей части, то есть; я все еще не могу забыть. Я по-прежнему вижу Хавьера: темные, почти черные глаза, смотрят на меня с пистолетом в руке. Я до сих пор дрожу, когда думаю о нажатии на спусковой крючок, когда он смотрел, вплоть до тех пор, пока его тело не коснулось пола. И я никогда не забуду, что он сказал мне перед смертью: