Убийство в частной лечебнице
Шрифт:
— Нас учат хорошим манерам одновременно с правилами несения постовой службы, — ответил Аллейн.
Филлипс ушел, и Аллейн отправился на поиски инспектора Фокса, которому пересказал утренние события. Когда дело дошло до визита Филлипса, Фокс выпятил нижнюю губу и уставился на свои ботинки.
— Опять ваша разочарованная гримаса, Фокс, — сказал Аллейн. — Это отчего же?
— Видите ли, сэр, могу сказать, что у меня свои сомнения насчет этой самоотверженности. Звучит все это очень мило, но это не та материя, которую люди охотно выдают другим, полагая, что сказанное еще вернется к ним с лихвой… перевязанное пеньковой веревочкой.
— Понятия не имел, что у вас такой изысканный слог!
— И то, и другое, сэр, но особенно — в первое. Как я понимаю, против сэра Джона Филлипса у нас получается более прочное дело, чем против кого-нибудь из остальных. Мне кажется, вы правы насчет политической стороны вопроса — она немногого стоит. Опять же, сэр Джон знает, в каком мрачном свете он предстает здесь. И что он делает? Он приходит сюда, говорит, что собирается поговорить с вами начистоту, и сообщает вам лишь то, что вы и так уже знаете. Когда вы ему на это указываете, он утверждает, что мог ошибиться насчет двух трубочек с лекарством. Вы в это верите, шеф?
— Нет. Чтобы прикончить жертву, ему пришлось бы растворить содержимое целой трубочки. Каким бы замороченным он ни был, он не мог совершить такое по ошибке.
— Вот именно. И он знает, что вы это сообразите. Вы спросите меня, сэр, — ораторствовал Фокс, — каковы его мотивы?
— Каковы его мотивы? — послушно повторил Аллейн.
— Его мотив — запутать следы! Он знает, что доказать его вину — дело сложное, и ему хочется произвести хорошее впечатление. Молодая леди действовала с ним в сговоре, а может быть, и нет. Она может повторить его же сказочку: «О, пожалуйста, не арестовывайте его — арестуйте лучше меня. Я этого, разумеется, не делала, но пожалейте моего милого», — сказал Фокс весьма оригинальным фальцетом с непередаваемым презрением.
Уголки рта у Аллейна подергивались. Он весьма поспешно прикурил сигарету.
— Вы что-то вдруг очень резко изменили точку зрения, — мягко возразил он. — Сегодня утром вы соблазняли меня рассказами о Сейдже, Бэнкс и Робертсе.
— Так оно и было, сэр. Это была версия, которую полагалось расследовать. Бойз этим и занимается, но пока что получается только пшик.
— О весть злосчастная! Расскажите подробнее.
— Бойз взялся за Робинсона, а Робинсон говорит, что все это чепуха на постном масле. Он утверждает, что их большевистский погоняла понятия не имеет, кто убил О'Каллагана. Робинсон считает, что если бы они были в этом замешаны, то он бы уж обязательно хоть что-нибудь про это знал. Об убийстве ему рассказал Какаров, и Какаров сам чуть не упал, когда узнал про это. Если бы с их стороны что-то было сделано, то, как утверждает Робинсон, они бы сидели тихо и никакого ликования не было бы. Они довольны, как поросята после помывки, и невинны, как ангелы.
— Очаровательно! Все хлопают в ладошки с детским весельем. Как насчет доктора Робертса?
— Я спросил насчет доктора. Похоже, они про доктора ничего не знают и смотрят на него как на постороннего. Они даже подозревают, что у него «не все дома», как они говорят. Робинсон сперва подумал, не наш ли это человек. Вы помните, ведь Маркус Баркер издал кучу памфлетов по поводу закона о стерилизации. Они сперва этот закон очень поддерживали. Ну вот, а доктор им интересуется.
— Да, конечно же, — задумчиво согласился Аллейн. — Это его область.
— Если поглядеть на некоторых сынов Страны Советов, — сказал Фокс, — они первыми и стали бы жертвой этого закона. Доктор прочитал один из этих памфлетов и отправился на митинг. Он присоединился к компании из Ленин-холла только потому, что рассчитывал на их поддержку этому закону.
— Вот оно что. Звучит весьма правдоподобно, Фокс, и, главное, весьма соответствует характеру доктора. С его взглядами на евгенику он просто обязан поддерживать идею стерилизации. И не надо быть большевиком, чтобы понимать, что в определенной мере в ней есть смысл. Похоже на то, что Робертса судьба нам специально подкинула, чтобы затруднить нашу работу.
Фокс глубоко задумался.
— А как насчет мисс Бэнкс и малыша Гарольда? — спросил Аллейн.
— Ничего особенного. Эта Бэнкс не замолкает с момента операции, но ничего полезного пока не сказала. Можно сказать, купается в отраженных лучах славы.
— Как похоже на Бэнкс! А Сейдж?
— Робинсон о нем ничего такого не слышал. Сейдж не из выдающихся членов партии.
— Он врет насчет второй дозы, которую мисс О'Каллаган дала своему брату. Он признает, что дал ей это лекарство, но утверждает, что оно было составлено по рецепту врача и он по рассеянности не занес его в регистрационный журнал. Все это вранье. Мы можем легко отсеять правду, если найдем ее доктора, но, разумеется, Сейдж может быть просто напуган и невинен как младенец. Ну вот, к чему же мы пришли? Мы снова лицом к лицу с чистосердечным признанием сэра Джона Филлипса.
— Не таким уж чистосердечным, если хотите знать мое мнение.
— Интересно… Завтра я собираюсь провести следственный эксперимент и посмотреть всю операцию. Филлипс устраивает мне такую возможность. Как вы считаете, он — потеря для сцены?
— Вы что имеете в виду, шеф?
— Если он и есть наш преступник, то он один из самых лучших актеров, каких я когда-либо встречал. Приходите завтра в клинику, Фокс, и увидите сами. В пять часов. Мне хочется повидаться с леди О'Каллаган перед этим балаганом и, если получится, еще и с Робертсом. Я хотел бы послушать, что он думает про Ленин-холл. А теперь я собираюсь пойти на ленч. Au revoir, Фокс.
— Повторите это, пожалуйста, еще раз, сэр.
— Au revoir.
— Au revoir, monsieur, — старательно выговорил Фокс.
— В ближайшее же время приду послушаю ваши пластинки. Как-нибудь вечерком, если можно.
Фокс залился кирпично-красным румянцем от удовольствия.
— Это очень мило с вашей стороны, — сказал он сдержанно и вышел.
Аллейн позвонил в дом на Кэтрин-стрит и узнал, что леди О'Каллаган будет рада принять его завтра без десяти три. Он провел полчаса, изучая дело. Пришли рапорты об анализах раствора гиосцина в пузырьке и таблеток Филлипса. В обоих случаях была обнаружена обычная концентрация гиосцина в препарате. Он послал на анализ «Фульвитавольтс» и кусочек обертки от второго лекарства Рут О'Каллаган. Было возможно, хотя и очень маловероятно, что лекарство могло попасть на обертку. В час дня он отправился домой и перекусил. В два часа Аллейн позвонил в Ярд, и ему передали сообщение сэра Джона Филлипса о том, что эксперимент с операцией будет проведен на следующий день в предложенное время. Он попросил передать это Фоксу, потом позвонил Филлипсу и поблагодарил его.
Аллейн провел остаток дня, дополняя папку с делом и составляя нечто вроде конспекта для себя. Он сидел над этим до десяти часов, а затем намеренно отложил записи, прочел второй акт «Гамлета» и не в первый раз задумался над тем, как отнесся бы принц датский к работе в Ярде. Потом он почувствовал себя очень уставшим и отправился спать.
На следующее утро он просмотрел свои записи, особенно ту часть, которая касалась гиосцина. Там было написано:
Возможные источники гиосцина.
1. Пузырек с аптекарским раствором.