Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
— Я могу заморозить ваш заем на время, — сказал мужчина. — То есть в этом месяце можете пропустить выплату. Но…
Она думала о грузовиках, заказах, доставках. Работай больше, и деньги будут — так всегда говорил Тайс.
— Пернилле? У вас сильно превышен кредит. Потом расходы на похороны… Нам нужно…
— Деньги? — спросила она. — Залог? — Она огляделась вокруг — контора, гараж, водители и грузчики. — Все это и так уже ваше. Что еще я могу предложить?
— Нам нужно выработать план. Иначе…
— Тайс скоро будет дома, — твердо
— Пернилле…
— Вы ведь можете подождать, пока Тайс не вернется домой? Или вы хотите вручить уведомление прямо на кладбище, когда я буду опускать прах Нанны в землю?
Ему не понравились ее слова. Да, думала она, это было жестоко.
— Я пытаюсь помочь…
У нее зазвонил мобильник.
— Вы получите свои деньги. А теперь извините меня, мне нужно ответить на звонок.
Это звонил из тюрьмы Тайс.
Она отошла в дальний угол гаража, чтобы ей не мешали говорить с ним.
— Привет.
— Как ты, Тайс?
— Нормально.
Она хотела представить себе его там, в тюрьме. Одет ли он уже в их одежду? Достаточно ли ему еды? Не затеет ли он там ссор, со своим-то характером…
— Как мальчики?
У него был голос сломленного старика.
— Они в порядке. Хотят, чтобы ты поскорее вернулся домой.
В телефоне сначала было слышно только прерывистое тяжелое дыхание, потом он сказал:
— Сегодня я не вернусь.
— Когда тебя отпустят?
— Меня продержат здесь до суда.
Двое работников стояли в задумчивости перед грузовиком. Там тоже возникла какая-то проблема.
— Сколько?
— Слушание через неделю. Может, после этого.
Она не знала, что сказать.
— Прости меня за…
Никогда она не видела, чтобы он плакал, даже когда умерла его мать. У Тайса все происходило внутри — там, лишенные слов, втайне бушевали его эмоции. Она научилась чувствовать их, ощущать. И представить не могла, что они способны выйти наружу.
— Мне пора идти, родная, — сказал он.
Рыдания перехватили ей горло от жалости к нему, к себе, к Нанне и к сыновьям. За весь печальный серый мир.
У Пернилле тоже не было слов, и почему-то это вынужденное молчание было хуже всего, оно казалось самым тяжким грехом.
— Пока, — сказал он, и все смолкло в телефоне.
Лунд отправилась в крепость из красного кирпича, что носила гордое имя ратуши, нашла в подвальном этаже место, отведенное для машин городской администрации. Там она — в коротком черном пальто, джинсах и шерстяном свитере — пыталась добыть нужную информацию от раздражительного старика в униформе, который был уверен, что у него есть гораздо более срочные и важные дела, чем отвечать на ее вопросы.
Гараж управлялся из пункта охраны, расположенного возле выезда. Старика и Лунд разделяла стеклянная стенка, выполняя абсолютно непонятное Лунд предназначение. Мониторы фиксировали все происходящее в здании ратуши, в коридорах
— Мы заняты, — сказал дежурный охранник.
— Это не займет много времени. Мне необходимо понять, как работает ваша система.
Он вел себя так, будто работал здесь с момента постройки здания, то есть как минимум столетие. Ворчливый мужчина лет шестидесяти пяти, в очках с линзами в форме полумесяцев, с венчиком серебристых волос вокруг лысины, он носил свою униформу с такой важностью, будто герб города, вышитый на тужурке, — три башни, стоящие на воде, — является атрибутом высочайшего поста, и вообще его больше занимали связки ключей, мониторы и ящички для бумаг, чем люди, снующие вокруг.
— Это гараж, — сказал он. — Что тут непонятного? Водитель ставит машину и сдает ключи. Чтобы взять машину, нужно сначала взять ключи.
За его спиной была доска с крючками, увешанная ключами. Подошел человек и попросил машину. Старик встал, стянул на самый кончик носа полумесяцы очков, чтобы прочитать документы и заявку.
— Вам нужно сходить к окулисту, — сказала она, пытаясь быть дружелюбной.
Он вручил водителю кольцо с ключами, смерил ее недовольным взглядом и молча уселся на место.
— Значит, ключ от украденной машины висел бы здесь?
— Если бы ее не украли.
— Кто отвечает за заправку машин?
— Водители, наверное. Меня это не касается.
— И об этом всегда делается запись в регистрационном журнале?
Этот вопрос ему не понравился.
— Я не могу отвечать за поступки кандидатов. Обращайтесь к ним.
Лунд была настойчива:
— Я обращаюсь к вам.
Она вошла в крошечное помещение, положила перед ним журнал учета машин штаба Хартманна.
— Это один из ваших журналов. Объясните мне, пожалуйста, эту запись. Значит ли она, что никто не заправлял машину после этой даты?
— Вам полагается находиться снаружи.
— Вы работаете в городской администрации, вам полагается помогать полиции. Расскажите мне о том, что означают записи в журнале.
— Ничего не означают, — буркнул старик. — Водители не заполняют его каждый день, а ждут, когда у них будет свободное время, и тогда записывают то, что случилось за неделю или за две. А иногда вообще ничего не пишут.
Он всмотрелся в записи.
— Этот водитель больше не возвращался сюда. Само собой, он не сделал никаких записей. Ничего удивительного. Теперь я могу вернуться к работе? — Он поправил очки на носу, поглядел на нее сквозь них. — Или у вас есть еще вопросы?
Она вышла из его кабинки, направилась к выходу, за которым виднелся лишенный красок зимний день. Никто не помогает полиции. Для всех они особая разновидность врага. И даже в самом сердце городской администрации то же самое.
Лунд вернулась обратно и встала за стеклом, как полагалось. Старик все возился со своими очками — нервно, как ей показалось.