Уцелевший
Шрифт:
— Передохни, — сказал Родриго, неуклюже спрыгнул наземь, принимая весь толчок одной левой ногой, и немедленно растянулся, не выпуская, впрочем, поводьев.
— Эк, угораздило нас! — буркнул он, подымаясь.
Поврежденная ступня уже распухала, но разрезать сапог испанец не решился. Разбрасываться обувью в столь затруднительных обстоятельствах было бы глупо.
Эрна уткнулась лицом в нагретую кожу седла и стояла не шевелясь.
Именно тогда острый взор кастильца различил в полумраке узкое боковое ответвление главной дороги. Решение созрело молниеносно; точнее, Родриго ничего и не решал: им просто руководил инстинкт,
Выдернув из ножен меч, испанский рыцарь одним точным ударом отсек ближайшую подходящую ветку, подобрал, примерился, отрубил еще несколько дюймов древесины, проворно стесал самые большие сучья.
— Сворачиваем направо. Ты — первая, верхом. Я — позади. Не рассуждать, не спорить, иначе — смерть обоим. И лошади тоже, — прибавил он с кривой ухмылкой.
Эрна повиновалась, будто во сне.
Опираясь на свой незамысловатый костыль, Родриго неуклюже ковылял вослед, гадая, долго ли еще удастся опережать бегущее позади нечто. Едва ли. Но, по крайней мере, на узкой стежке, где особо не развернешься и не распрыгаешься, опытный и сильный человек, вооруженный боевым клинком, имел надежду сопротивляться. Даже будучи полуизувечен, угрюмо подумал Родриго. Не повезло, как не повезло!
Испанец пытался умерить отчаянный страх, который тщательно таил от Эрны.
«Будем рассуждать. Быстрый, выносливый давно уже догнал бы и напал. Однако, слава Богу, продолжаем двигаться... невозбранно. Значит, бегущая за нами тварь не отличается проворством волка или рыси. Уже легче...»
Древесные кроны почти наглухо смыкались над головами путников. Некоторое время довелось идти едва ли не ощупью. Родриго догадался ухватиться свободной рукой за лошадиный хвост, негромко велел Эрне сдерживать кобылу. Постепенно глаза пообвыклись, начали смутно различать окружающее при тощем, чуть сочившемся сквозь плотную листву мерцании.
«Огня бы... Хоть завалящий факел...»
Но выкресать огонь в такой темноте, а уж тем паче подыскать хороший смолистый сук, было немыслимой задачей. Да и задерживаться не стоило. Уповая лишь на удачу, испанец вприпрыжку плелся по темному лесному коридору.
Так одолели они ярдов двести пятьдесят-триста.
Впереди забрезжило блеклое пятно лунного света.
Позади, уже совсем недалеко и отчетливо, прозвучало:
— Уууу! Вооо-ууу!
Неведомая тварь достигла развилки.
Эрна тихонько, тоненько пискнула. Андалузская кобыла всхрапнула и прянула. Потеряв равновесие, рыцарь непроизвольно стиснул пальцы крепче и волочился вослед бегущей лошади, стараясь по возможности не ударять больной ногою оземь.
— Родриго! — отчаянно вскрикнула Эрна, оборачиваясь.
— Aqui estoy! [29] — прохрипел кастилец. Они с разгону вырвались на огромное открытое место.
Руина маленького монастыря, некогда возведенного суровыми иноками в дикой глуши, а впоследствии разрушенного то ли ютами, то ли саксами, высилась посреди прогалины. Невысокие, поросшие травой бугры указывали, где были раздроблены в щебень лесные кельи да незамысловатые службы. От часовни уцелел только стрельчатый фасад, опиравшийся на остатки двух смежных стен. При фосфорическом свете месяца развалина выглядела жутко, и случайный путешественник трижды поразмыслил бы, прежде чем расположился ночевать на печальной поляне.
29
—
Эрне и Родриго размышлять было некогда.
— Гони Аладу к часовне. Я возьму ее под уздцы, — задыхаясь, вымолвил испанец, — а ты становись на седло, по выступам забирайся в оконный проем и устраивайся!.. Потом полезу сам...
Рыцарю пришлось повиснуть на узде всем весом и употребить всю мощь огромных мускулов, чтобы удержать перепуганную лошадь на месте. Не менее перепуганная Эрна, задрав мешающий подол, лихорадочно шарила ногой по замшелой кладке, пытаясь отыскать опору. Чуть не стесала ногти, когда сорвалась ухватившая каменную закраину рука...
Если бы не панический страх, молодая женщина вряд ли сумела бы вскарабкаться в круглую розетку фасада. Но страх — одно из наиболее могучих начал, движущих телесными силами. Несколько мгновений спустя баронесса уже очутилась в относительной безопасности на десятифутовой высоте. Эрне изрядно помогли неведомые варвары, издолбившие церковную стену, и долгие века, исподволь покрывавшие шершавый камень малыми и большими трещинами.
Родриго быстро выдернул из тороков арбалет, сорвал наспех пристегнутый к седлу кожаный тул с полудюжиной коротких тяжелых стрел, именовавшихся болтами и способных прошибать боевые латы на расстоянии двухсот ярдов. Могучие руки напряглись и натянули тетиву без помощи ворота. Убийственный снаряд привычно лег в желобок.
— Полезай ко мне! — отчаянно крикнула Эрна. — Или я спрыгну!
— Сейчас, — отозвался испанец.
Кобыла пронзительно заржала и, только чудом не сшибив Родриго, успевшего слегка отстраниться, помчалась прочь.
Ледяной холод и зловоние ворвались на поляну одновременно с черной, качающейся тенью.
— Закрой глаза! — успел гаркнуть Родриго. — Закрой!
С самого начала, при первом же завывании за спиной испанец предположил наихудшее. А ничего хуже твари, промчавшейся мимо в предыдущую ночь, Родриго вообразить не мог.
Подозрение оправдалось полностью.
Но сейчас кастилец боялся только одного: чтобы от ужаса и омерзения Эрна, чего доброго, не лишилась чувств и не рухнула к его ногам.
Сноровисто приложившись, Родриго сощурился, выдохнул. Упырьи ноги бухали по сухой, гулкой земле все громче и громче.
— Не бойся, — произнес мелодичный, серебристый, повелительный голос. — И не...
Испанец плавно придавил спусковой крючок. Болт коротко свистнул, ударил в цель, прошел навылет. С неменьшим успехом Родриго мог бы обстреливать соломенной чучело на сельской ярмарке в Эскобаре. Вурдалак даже не споткнулся, продолжая близиться с неотвратимостью катящейся по склону глыбы.
— ...стреляй, — продолжил тот же непонятно откуда звучавший голос. — Рази каменьем, секи мечом.
Умертвие находилось уже в каких-то двадцати ярдах. Кастильский рыцарь ясно увидел огромный почернелый череп, в котором странно сверкали отлично сохранившиеся зубы; разглядел гнилые кости, выпиравшие сквозь наслоения торфа и тины, которыми страшилище облеклось за долгие десятилетия, проведенные в окаянной топи. Подымая хищные лапы, вурдалак уже разевал челюсти, готовился вгрызться в настигнутую добычу.