Уцененный принц
Шрифт:
— Вставай, скотина, ровно стой! Кому говорю!
Короткий свист, шлепок по чему-то мягкому, придушенный стон.
— Вот негодяй, какой раз ему объясняю, что бы не располагался со своим товаром возле моей харчевни! Обращается с людьми хуже, чем со скотом, как будто посетителям приятно обедать под звуки порки!
— Да на кого вы ругаетесь! — не понял Эльриан.
— На одного работорговца, перекупщика, так и норовит около моего заведения расположиться, клиентов отпугивает. Все хочет поближе к дороге встать, а все потому, что у него бизнес такой — покупает рабов у аристократов, по дешевке, тех, которые истрепаны и сломлены, им уже не интересны, пару дней дает отдохнуть, и перепродает капитанам грузовиков в качестве развлечения во время полета, или просто безотказной прислуги. Таких «мальчиков для битья». Я уже его столько раз гонял от харчевни, нет, нравится ему место, ко мне часто капитаны захаживают, поесть нормально перед
Эльриан оглянулся посмотреть на «наглую рожу», которая как раз торговалась с рожей красной, уговаривая подвыпившего капитана купить «игрушку» на время рейса. Объект торговли стоял рядом, с отсутствующим видом, только судорожно прижимал к себе, закованными в кандалы руками, жалкие лохмотья одежды в попытке прикрыться. Император замер от неожиданности. Пропажа, кажется, нашлась. Быстро подозвал Клода, протянул мешочек с наличностью, приказал:
— Клод, справа от нас работорговец торгуется с покупателем, срочно перекупи раба, за которого идет торговля!
В ответ на удивленный взгляд телохранителя, коротко сказал: — Клод, чего ждешь, сторгуются же! Давай быстрее!
Ничего не понимающий Клод пошел к месту торга.
— «Если я ошибаюсь, не страшно, просто отпущу парня, когда прилетим на Родон, дам денег и отпущу, только бы Клод успел! Сам бы пошел, но нельзя, мало ли кто заметит, скандал, император покупает невольника! Нельзя мне светиться»!
***
Рон сам бы в такое не поверил, но последний месяц он был бы счастлив вновь оказаться в своей камере в крепости Нотт, пусть грязным, не стриженным и небритым, но человеком. Не вещью, не тварью, не скотиной, с которой можно делать все, что угодно. После неудачной попытки самоубийства, когда он, слабый после потери крови и двух жестоких порок, оказался в руках работорговца, ему не дали времени, что бы поправиться, или хотя бы просто прийти в себя. Дня два полежал в бараке, на куче прелой соломы, и оказался выставленным на продажу. На какой-то протест, да что там говорить, на самое слабое сопротивление у него не было сил. Каждый день утром он с трудом просыпался, хорошо, если от простого пинка по ребрам, а не от удара плетью, любимого способа хозяина. Раньше ему в самом страшном сне не могло присниться, что он будет молча сносить унизительные удары, покорно выполнять требования работорговца, пытаясь избежать более жестокого наказания. Скажи ему это кто, он бы ни за что не поверил. Но проходили дни, силы не восстанавливались, покупатели им не интересовались, и юношей все больше и больше овладевало вначале отчаяние, а потом просто тупое безразличие. Перекупщик бесился, он был уверен, что на красивом парне, бывшей собственности диктаторской мамаши, доставшимся ему по дешевке, он сорвет большой куш моментально. Но проходили дни, покупатели смотрели, качали головами и уходили, или брали других рабов. Срывал злость работорговец, естественно на нем, пока не состоялся один примечательный разговор. Начал его сосед по торгам, тоже перекупщик, но постарше.
Как-то перед окончанием торгов, когда очередной покупатель, качая головой, отошел от Рона, он подошел и спросил временного хозяина, за сколько он продает раба. Услышав сумму, покачал головой и посоветовал снизить ее в разы.
— Ты его не продашь за такую сумму. Снизь цену, за такую сумму можно купить вышколенного раба из питомника. Красивая внешность роли не играет. Он бывший вольный, не выдрессирован, посмотри на его глаза, никакой покорности!
— Но он же покорен, все указания выполняет!
— Поверь более опытному человеку. Нет в нем покорности, просто сейчас у него нет сил на протест. Я же говорю, он не выдрессирован, такого купит только любитель укрощать рабов, но большую сумму он не заплатит, так как есть большая вероятность, что «укрощение» приведет к гибели, или увечью. Никто не будет рисковать большой суммой, что бы потом испортить вещь! Выстави его, как уценку, подчеркни это, и продашь быстро, а то застрянешь с ним надолго. Я тебя понимаю, парень красивый, но его красота скоро исчезнет, красота поддержки требует, питания, чистоты. А это расходы, ты их не окупишь. Что бы использовать красоту, надо было раньше подсуетиться, в самом начале, как купил, кастрировать и продать богатому старику, как слугу для молодой жены.
— Думал я об этом, но нельзя было, не выжил бы, он же вены себе вскрывал, за это и продали!
— Вот видишь, он изначально дефектный, а сейчас тем более не выживет, только деньги потеряешь. Выставляй, как уценку, может какой садист и клюнет!
Ронгвальд слушал этот разговор, обливаясь холодным потом, и благословляя свое неудачное кровопускание, спасшее его от участи евнуха. Впрочем, это были, наверное, одни из последних его ярких эмоций. Постепенно боль, голод, холод и постоянная слабость постепенно превращали его в тупую покорную скотину, которая тянет ежедневное ярмо, не пытаясь сопротивляться.
Торговался краснорожий за каждую монету, отчаянно. Рон слушал и не мог решить, что будет хуже — если сторгуются, или если не договорятся! Суммы все-таки постепенно сближались, когда в торг вмешалось третье лицо.
— Я предлагаю в два раза больше и парень мой! — раздался вдруг громкий голос. Мужик, лет 40 с лишним, здоровый, тренированный, одет в мундир черного цвета.
— Какого черта ты вмешиваешься, мужик? — взревел краснорожий, — я первый, значит товар мой!
— Но ты не даешь цены, которую просит продавец, а я предлагаю в два раза больше! Причем в звонкой монете, давай оформляй документы. Ты 15 хотел даю 30!
— Погодь, я даю 35!
— Что-то не похоже, что у тебя есть эти деньги.
— Есть, хотел команде пойла на дорогу прикупить, ничего, перетопчутся!
— Даю 40!
— 45!
— 50!
— Черт с тобой, больше не дам, забирай мальчишку, извращенец!
Работорговец торопливо оформлял акт о передаче раба, боясь упустить такую выгоду.
— На кого оформляем документы? — спросил он, дрожащим от жадности голосом. Блондин наклонился и тихо назвал имя. Похоже, торгаш слышал его в первый раз, переспросил, спокойно перенастроил пульт от ошейника, отдал его в руки покупателя вместе с купчей, и, раскланиваясь, принялся благодарить. Мужик, не обращая внимания, на поклоны, отстранил его с дороги, крепко взял Рона за локоть и повел в харчевню.
— Поручение выполнено! — громко доложил он кому-то.
— Молодец, успел! — ответил ему знакомый голос.
Рон поднял глаза и очень захотел сейчас, немедленно, сию минуту, провалиться сквозь землю
Глава 13
Борт космического крейсера.
На него смотрели хорошо знакомые глаза императора Элланы. Вернее не на него, а почему-то на его голые ступни. Более того, Эльриан зажег фонарик на коммфоне и зачем-то подсветил правую. С облегчением вздохнул, и скомандовал:
— Клод, выгружай охрану, поедут вместе со мной, бери мобивен и вези покупку на крейсер, к медикам. Вымыть, накормить, и пусть они им займутся. Я приеду чуть позже, только решим пару вопросов с Джоном!
— Понял, шеф, выполняю! Пошли, — обратился к Рону охранник, перехватывая его плечо повыше и направляя его к двери.
— Да, если сам не сообразишь, железо с него на крейсере снять! — раздалось вслед.
Обалдевший от такого поворота событий Ронгвальд не знал, что и думать. Зачем Эльриану потребовалось его покупать, что тот планировал с ним сделать? Хотелось верить, что его узнали, значит, есть надежда, что его положение как-то улучшится, но опыт последнего года упрямо нашептывал, что обольщаться нечего. Как бы хуже не стало, хотя уже куда хуже-то? Но, доверять кому-бы то ни было, его отучили, наверное, навсегда. Весь короткий путь до космодрома он просидел, забившись в угол сиденья мобивена, пытаясь просчитать варианты своей судьбы, не получалось. Усталый, измученный мозг отказывался работать. В душе теплилась микроскопическая надежда, что ему дадут, как было приказано, вымыться, поесть и хоть немного поспать в тепле, и только потом придется объясняться с новым хозяином. О чем даже подумать было страшно и стыдно. Незаметно в тепле разморило, задремал. Ненадолго. Через минут пять мобивен уже стоял у входного люка громадного космического крейсера, а сопровождающий охранник тряс Рона за плечо.