Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири
Шрифт:
– А как вы думаете – который мне год?
– Да лет, должно быть, тридцать пять, сорок, больше-то, я думаю, нет.
– Ну, нет; вы очень ошиблись: мне шестьдесят третий год.
– В таком случае вы замечательно моложавы.
– Да, это правда, я моложав; и это тем более удивительно, что обстоятельства моей жизни были довольно тяжелые. Я поступил на службу в молодых годах; дошел уже до штабс-ротмистра. Вышло так, что я перед фронтом ударил полковника по лицу. Военный суд приговорил меня на три года в крепость и потом в рядовые на Кавказ. В киевской крепости я просидел ровно три года, день в день. Первые полтора года я находился в каземате под землей; у меня круглые сутки горел огонь, не выпускали меня оттуда ни на шаг; остальные полтора года – в обыкновенной камере. На Кавказе я был во многих перестрелках; ранен в руку, в ногу, в бок и контужен ядром в голову. Жаркий летний день; лежу раненый, не могу пошевелиться; жду, когда придут за мной и отнесут на перевязочный пункт; жду и вижу, что в ране уже червячки начинают шевелиться…
Да, всего бывало. А мой отец был еще крепче меня: в девяносто лет все зубы у него были целы, и великолепно щелкал орехи.
После этого разговора я стал догадываться, почему Пинкорнели аккуратно посещает арестованных: вероятно, нет-нет, да и вспомнит о своем пребывании в киевской крепости.
В августе 1863 года верхний этаж Екатерининской куртины стал быстро наполняться жильцами. Почти каждый вечер в коридоре слышался грохот засовов, звяканье и щелканье замков, топанье тяжелых солдатских сапогов, побрякивание офицерских шпор; было ясно, что кого-то водворяют в камеру. Впоследствии мне говорили, что в Чернигове был арестован землемер Андрущенко [74] ;
74
Иван Алексеевич Андрущенко (ок. 1840–1864) – происходил из дворянской семьи Херсонской губернии, работал землемером в Киевской и Черниговской губерниях. Арестован за принадлежность к «Земле и воле» в июле 1863 г. и заключен в Петропавловскую крепость. В ходе следствия выразил полное раскаяние и предъявил обвинение ряду лиц. Умер в тюремной больнице в августе 1864 г. См.: Деятели революционного движения в России… Т. 1. Ч. 2. Стб. 18–19.
В сумерки одного из августовских дней я шагал по своей камере из угла в угол и вдруг услышал стук в стену, отделявшую меня от камеры, расположенной ниже моей по течению Невы; стук не громкий, но вполне отчетливый. Я тотчас вспомнил, что и дерево, и кирпич, и гранит – хорошие проводники звука; случалось мне иногда забавляться, прикладывая ухо к одному концу бревна и слушая тиканье часов, приложенных к другому концу. Вспомнивши это, я торопливо подошел к стене и несколько раз ударил по ней концами пальцев. Мой невидимый сосед сделал несколько ответных шлепков такого же рода и потом, переждавши несколько секунд, стал производить удары медленно, отчетливо. Тук, тук, тук – я стою и про себя произношу: а, бе, ее: дошло до буквы к; сосед остановился, опять переждал несколько секунд и затем возобновил медленные, методические удары; я опять произношу про себя названия букв нашего алфавита и на этот раз дохожу до буквы т; опять пауза, опять стук – на букве о сосед остановился и сделал по стене несколько ударов концами пальцев, вроде того, как будто ударяет по фортепьянным клавишам. Я понял, что сосед спрашивает меня: кто? и стал отвечать ему такими же медленными, методическими ударами одного пальца в стену, произнося про себя названия букв нашего алфавита. Остановился на букве с, потом на букве т, и т[ак] д[алее]. Сообщивши ему свою фамилию, задал вопрос: а вы? Получил ответ: Крапивин [75] . В числе студентов академии был один, по фамилии Крапивин; я знал его в лицо, мы встречались в аудиториях, но того, что называется знакомством, между нами не было. Мой сосед, показавший мне возможность разговаривать сквозь тюремные стены, был ли этот самый студент, или его однофамилец – не знаю. Дальнейших разговоров с ним у меня не было: в этот же вечер или в следующее утро его куда-то переместили. Считаю возможным, что постукивание было замечено часовым, и что оно-то и было причиною перемещения. Таким образом, камера, соседняя со мною, расположенная вниз по течению Невы, опять оказалась незанятой. Мои постукивания в соседнюю камеру, расположенную вверх по течению Невы, оставались без ответа. Означало ли это, что сосед не желал вступать в разговор – или он был такой же новичок в тюремных приемах, как и я, но не так догадлив, и потому не постиг возможности разговаривать через стену; или же, наконец, не была ли его камера отделена от моей пустым промежутком, более или менее обширным? между стенами этих камер не был ли положен слой войлока или другого материала, худо проводящего звук? Не знаю, но только ответа от соседа не было. Что касается войлока и вообще разъединения камер худыми проводниками звука, об этом мне говорили впоследствии, когда я был уже в Сибири, многие поляки; а именно они упоминали, что в Варшаве местом заключения политических арестантов была тамошняя цитадель; самые важные арестанты помещались в так называемом «десятом павильоне» этой цитадели; и вот в этом-то десятом павильоне пространства между стенами соседних камер были наполнены опилками или залиты смолою, или что-то другое в этаком роде.
75
Константин Андреевич Крапивин (1841–1864) – студент Медико-хирургической академии и преподаватель воскресных школ в Санкт-Петербурге. Арестован в июне 1862 г. и заключен в Петропавловскую крепость. В марте 1863 г. приговорен к четырем месяцам пребывания в крепости и поселению в отдаленных районах Европейской России. Уже во время следствия у него проявились симптомы психического заболевания. Освобожден в августе 1863 г., в январе следующего года умер в лечебнице для душевнобольных. См.: Деятели революционного движения в России… Т. 1. Ч. 2. Стб. 186.
В сентябре меня переместили в ту часть крепости, которая носит название «Невской куртины» [76] . Эта куртина была одноэтажная; камеры были расположены по правой и по левой сторонам длинного, полутемного коридора; окна правой (от входа) стороны были обращены на Неву, окна левой стороны – во двор. Моя камера была на правой стороне коридора, четвертая или пятая от входа. Сколько было всех камер, не помню; кажется, 20. Какой-нибудь надстройки, вроде верхнего этажа, эта куртина, насколько моту припомнить, не имела.
76
Невская куртина – стена Петропавловской крепости, соединяющая со стороны Невы Нарышкин и Государев бастионы.
Размеры моей камеры были приблизительно такие же, как в Екатерининской куртине; и окно такой же величины, как там: два с половиною аршина в вышину, около двух аршин в ширину; но здешнее окно имело такой вид, как обыкновенно бывает в домах, т[о] е[сть] его нижний край не был на одном уровне с полом – находился на высоте полутора аршина от пола. От наружного края подоконника до Невы расстояние было шагов двадцать. Через окно я видел в значительном расстоянии какой-то мост, должно быть – Троицкий [77] , а дальше – набережную противоположного берега Невы и как будто решетку Летнего сада [78] . Ни Зимнего дворца, ни других построек, которые виднелись за Невой из окна моей прежней камеры, отсюда не было видно.
77
Троицкий мост – мост через Неву возле Петропавловской крепости, построенный в 1803 г. и перестроенный в конце 20-х гг. XIX в.
78
Летний сад – один из старейших парков Петербурга, расположенный на острове, омываемом водами Невы и Фонтанки, вокруг летней резиденции Петра I. Основан в 1704 г., неоднократно расширялся и перестраивался.
Кровать, столик, табурет, судно – все это было здесь такое же, как и в прежней камере. Как отапливалась прежняя камера, не могу припомнить; кажется, из коридора. Тут, в Невской куртине, в углу стояла большая чугунная печь цилиндрической формы, высокая и толстая; диаметр ее был, мне кажется, не меньше аршина с четвертью. В камере никогда не было ни холода, ни сырости.
В Невской куртине я пробыл четыре месяца с небольшим. Прогулок не было; во всем остальном распорядок дня остался без перемены. Наступали долгие осенние вечера; в сумерки служитель приносил в камеру масляный ночник, горевший довольно тусклым пламенем; мне разрешалось зажигать свечу, купленную на мои деньги.
В Невской куртине разговоры посредством стука в стену
79
Александр Николаевич Левашов (1841–1900) – студент Московского университета, за участие в студенческих выступлениях в 1861 г. отчислен из университета. В 1863 г. в связи с делом Андрущенко арестован и заключен в Петропавловскую крепость, но сенатский суд освободил его от ответственности. Работал судьей в Рязанской губернии. См.: Деятели революционного движения в России… Т. 1.4. 2. Стб. 210.
80
Иван Иванович Кельсиев (1841–1864) – за участие в выступлениях студентов Московского университета осенью 1861 г. был арестован и отправлен под надзор полиции в Пермскую губернию. Там арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Приговорен к четырем месяцам заключения и повторной ссылке в Пермскую губернию. В мае 1863 г. бежал за границу, жил с братом в городе Тулча в Молдавии, где вскоре умер от тифа. Его старший брат Василий находился в эмиграции в Лондоне, тесно сотрудничал с Александром Герценом. См.: Деятели революционного движения в России… Т. 1. Ч. 2. Стб. 164–165.
81
Давид Рикардо (1772–1823) – английский политик и экономист, входивший в число классиков экономики. Считался продолжателем идей Адама Смита, одновременно не соглашался с ним по многим вопросам. Работы Рикардо оказали большое влияние на экономические теории Карла Маркса.
– Какого ожидаете приговора?
– Каторга; на сколько лет, не знаю.
Он стал утешать меня:
– Ожидаются большие реформы, судебная, земско-хозяйственная; многие утверждают, что и конституция не за горами; а при конституции, конечно, амнистия будет.
Я ответил ему, что близость конституции считаю неправдоподобной, но уныния тем не менее не чувствую; ведь и в Сибири солнце светит, и люди живут.
Беседовали мы с ним обыкновенно по вечерам. Около семи часов служитель, подавши чай, удалялся; и тогда мы «шли один к другому в гости», как мы сами подшучивали. Беседовали часа полтора, два; постукивать больше этого времени было бы утомительно: пальцы уставали.
Между прочим, я полюбопытствовал при одном из наших собеседований: что нового в нашей литературе? Он ответил: напечатан роман Чернышевского [82] «Что делать?» Я попросил рассказать содержание романа; он согласился, постукивал об этом предмете вечеров пять или шесть. Не раньше, как через три года, мне удалось получить экземпляр этого романа; читая его, я убедился, что Левашов передал мне остов романа обстоятельно и толково.
82
Николай Гаврилович Чернышевский (1828–1889) – русский философ, писатель и публицист. Один из главных идеологов «Земли и воли». Арестован в мае 1862 г. и приговорен к 14 годам каторги и пожизненному заключению в Сибири. В ссылке находился до 1883 г. Название его произведения «Что делать?» было впоследствии использовано Лениным.
В той камере, которая была расположена рядом с моею, вверх по течению Невы, т[о] е[сть], другими словами, налево от входа в мою камеру – не было никого. Левашов был освобожден в ноябре, и в его камеру никто не был посажен. После Левашова моим собеседником был Петр Давидович Баллод [83] , студент-естественник Петербургского университета; его лично я не знал, но фамилия была известна мне и многим другим студентам-медикам: в академии появился и бойко пошел в ход учебник описательной анатомии человека – сочинение Гиртля [84] , переведенное под редакцией Баллода (этого самого) и Фаминцина [85] (профессора музыки и эстетики в консерватории). Камера Баллода была расположена на левой стороне коридора, т[о] е[сть] ее окно было обращено во двор. Моя камера была, как я упомянул, на правой стороне коридора, четвертая или пятая от входа; его камера – на левой стороне коридора подальше моей, пятая или шестая от входа; двери наших камер – через коридор, наискось одна от другой. С Левашовым я мог перестукиваться очень легкими ударами в стену; я думаю, что находящийся в коридоре часовой мог заметить эти постукивания в том только случае, если останавливался около двери нарочно и прислушивался внимательно. С Баллодом не было возможности перестукиваться подобными легкими ударами. На столике камеры всегда стояла оловянная кружка с водой для питья; вот этой-то кружкой я постукивал по столику, и звук получался достаточно сильный, чтобы Баллод мог различать нумер строчки алфавита и нумер буквы в строчке. Впрочем, он скоро указал мне возможность дальнейших упрощений нашего разговора; свои упрощенные приемы он заимствовал из телеграфной техники; но моя практика с ним была гораздо кратковременнее, чем с Левашовым, и потому я давно забыл те упрощения, которым он научил меня тогда. Иногда он укорял меня, что я черезчур осторожен, стучу слишком тихо: «Стучите громче; ведь уж за это нам каторги не прибавят».
83
Пётр Давыдович Баллод (1839–1918) – латыш, сын пастора. Учился в Медико-хирургической академии, затем на физико-математическом факультете Петербургского университета, но учебу так и не закончил. Арестован в июне 1862 г. за создание подпольной типографии. Приговорен к 15 годам каторги и пожизненному заключению в Сибири, позже срок наказания уменьшен до 7 лет каторги. Освобожден в 1865 г., жил в Иркутской губернии. В 1877 г. освобожден из-под надзора полиции. Остался в Сибири, работал чиновником и предпринимателем на золотых приисках. В начале XX в. издавал газету «Амурский край».
84
Йозеф Гиртль (1810–1894) – австрийский врач и анатом. Автор учебников по изучению анатомии человека.
85
Александр Сергеевич Фаминцын (1841–1896) – учился на физико-математическом факультете Петербургского университета. После окончания университета посвятил себя музыке. Учился в консерваториях в Лейпциге и Львове. Позже был профессором музыки в Петербургском университете. Пробовал себя в качестве композитора, но без особого успеха. Многолетний секретарь Императорского русского музыкального общества.