Ученики Берендея
Шрифт:
– За «что».
– В лепёшку, готов за грошик медный живота лишить?
Он опустил глаза, ресницами стригнул.
– Правила не я придумал. Заведено не нами, и не нам их править.
С депозита личного наличное презрение снимаю и ретрограду в физиономию швыряю: «Так ты из трусов, братец, первый трус?»
Вторично, едва ль не с головой, срывает Старшина шелом и с размаху оземь, - вулканом кашлянул хребет, лабиринтом трещин враз покрылся и в зарослях лещины, в верстах семи по курсу, орехопад случился.
–
– Это я со страху?
– Ты самый!
– Давай-ка, выходи на честный бой, как звал.
– Недомерок, сравни кулак свой с настоящим! Что на тебя нашло, ведь драться не хотел, когда я предлагал.
– Теперь не хочешь ты, выходит. Трус!
Нет, что-то тут не так. Теперь мы с ним – нос в нос, и кулак в кулак.
– Пожалуйста, потише. Мы ратуем за экологию бесед, миру не бывать без тишины.
– И выпустил Старшина, того не замечая, мысль-облачко: «Ах, неразумное дитя! АВАНСОМ МОЛОДОСТЬ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ, НА СМЕНУ СИЛЕ МУДРОСТЬ ПРИХОДИТЬ ДОЛЖНА, ДА ПРИ СОВРЕМЕННЫХ ДИСЦИПЛИНАХ, КАК ВИДНО,СЛУЧАТЬСЯ ЭТОМУ СУЖДЕНО ВСЁ РЕЖЕ».
Подспудно я уже готов признать наличие карликов и гномов, коль для великанов отыскалась ниша. Замечаю, с горы съезжают двое - те, Солома да Колючка. Ниц падал я, прикладывал к землице ухо и вежды ясные смыкал. Подходят - фиксируют и обмеряют позу, обводят мелом, протоколы пишут. Косят на Старшину с опаской, таланты превозносят и добродетели его; особой чести удостоены прилюдно удаль богатырская да смелость живота лишить миролаза, вопрос на голосование не вынося.
– Насмерть одного хоть?
– Торжествуя, Солома шёпотом спросил.
– Давно пора, доколе цацкаться нам с соискателями? Расплодились больно.
Я стал менять сценарий на ходу, пусть погеройствуют с минутку, словоохотливости фазу в положении подобном пресекать не стоит. Промедление с ответом Старшины атакой объяснялось: его из колеи привычной Столб Света выбил. Потому похаживал вокруг меня Колючка да планами делился натощак.
– На Чудесном Поле давайте одного зароем миролаза, но, чур, чтобы не заставляли после извлекать. В прошлый раз нагнал таких мозолей, что рук не чую до сих пор.
– Кто ж против?
– соратника поддержал Солома.
Я сквозь ресницы лицезрел, как из себя выходит Старшина, - их едва не стало двое; элементарный метод деления клетки здесь выглядел едва ль сложнее. Первый великан умолял заткнуться, это отлично читалось по губам. А подчинённые внимать привыкли лишь приказам явным, громогласным.
Но как ко времени я поднял голову, стоило маневр Колючки раскусить. Он осмелел настолько, что решил «убитого» копьём легонько потревожить. Известно большинству, какой эффект произведёт травинка, если ей позволить пощекотать в носу… Перемахнули мигом через гору великаны и долго не решались выглянуть из-за бугра.
Освободился к тому времени и Старшина, лишь проводил очами Света Столб, так и присел подле меня.
–
– Товарищ говорит, выберется дня через два и тогда покажет, где зимуют раки.
– А мы знаем, где.
– И особым знаком Старшина приказал своим прижать сильнее: ладошкой эдак, вертикально. Весь массив тотчас саженей на десяток в почву и ушёл.
– Теперь что скажет твой приятель?
К землице ухо прилагаю вновь:
– Не раньше, чем через четыре дня.
Циклоп двуглазый радости скрывать не стал, заговорил про зубы у приятеля, у Миролаза некого, а сам гранита погружением в твердь земную продолжал руководить. Вдоль стены нешуточной прошёлся я, напустив вид простака, фломастером по горизонту линию провёл на уровне плеча, и хулиганство мелкое прошу не засчитать в банальность. Человека надобно спасать, пока великан из первых празднует победу да караулить помогает мне рюкзак.
Тут я нашёлся, предлагаю прогуляться и для ристалища местечко подыскать. Жизни признаков особых Старшина не подавал. Лишь подхватил рюкзак я - он увязался следом. Топочет сзади, блесну как будто заглотил, разнашивает неуклюже сапожищи, а солнце красное в зените. Где ж ты, Евгений мой, дружище, где? С любым сценарием я готов смириться, не попади лишь к старику. И поспеши, стена вот-вот просядет, путь освободится, дела придётся ладить…
– Что за старик?
– осведомился Старшина.
Вслух неужто помечтал? Утратил бдительность совсем; ни одна тележка, каких ни изобретал под грифом «Срочно», до адресата, видно, не дошла. Собственно, ремеслу переброски объектов через границу обучить Евгений не успел. Думаю, к себе вернуться я сумею, в Нулевой, как говорят здесь. Но как оттуда ноги уносить?
– С остервенением, носком кроссовки ямку рыл я.
– Баланс нарушишь уровня грунтовых вод, - заметил бдяще первый великан.
– Не боись, закопаю скоро. С тобою вместе, пусть только выскользнет товарищ из полона.
И стена рывками проседала, по вершку на каждый взмах руки его, за каждым словом. Положительно, в нём пропадал талант если не дирижера, то куратора на стройке:
– Не по летам ты дерзок на язык, что ж, поглядим, каков в бою… - Источник смелости его растущей я усмотрел в пропорции известной: чем глубже их гора просядет, товарища «придушит» моего, тем и возможность принять бой отодвигается во мглу столетий. Кстати: «уровень грунтовых вод» сюда вполне подходит.
– Что ж мне приятеля в шахтёры отравляешь, Старшина? Он с глубины такой ещё не возвращался, но верю я … - Сам отмечаю: тень-то отступила. Так скоро и стена не выше деревенского забора станет. Вот бы Евгений-Свет Васильевич блеснул сейчас забралом…
Меж тем, край этот мне понравиться решил; ТАК НЕДАЛЁКАЯ ДЕВЧУШКА ПРЕЛЕСТИ ОБНАРОДОВАТЬ СВОИ СПЕШИТ. Зарницы над низинами полыхали, выше лесов вздымались воды, из струй подвижные кристаллы высекая; незримые в лугах очнулись флейты, серебром ожили колокольцы… Дурманил воздух и пьянил, я словно растворялся в этих запахах и красках; все трудности остались позади и грешно покой нарушить этой сказки. Всё это здорово, конечно. Господь в родном краю мне кучу испытаний приготовил, - я сбежал, пейзаж промышленный невозмутимо предал. Да и тут, признаться, гостеприимством докучают, но как-то в шутку. Сказка, одним словом.