Училка и бандит
Шрифт:
– Угу… да, Самохина. Самохина Василиса, - бубнит Семен. – Отпустили? Замечательно, просто чудесно!
Выдыхаю расслабленно, и мысленно ужасаюсь: совсем меня Василиса запугала.
– Она уже не в «клетке», - услужливо улыбается мент. – Отпустили! Мать за ней приехала, и одежду привезла, в одном белье не выгнали.
Выхожу, и стреляю у выхода первую за долгое время сигарету.
Кажется, Василиса будет долго и со вкусом дуться на мою предполагаемую измену с Лейлой, которой бы ее мозг куриный на
Да и выбор мой, не слишком с уголовным кодексом не сочетающийся, Васе не по нраву. Как и характер, благодаря которому я отправил этого олуха-физрука на больничный.
Да, прощение мне нужно будет долго вымаливать, только… оно мне вообще надо?
«Может, ну ее? Вреднючая, склочная, язвительная и ревнивая баба – вот какая моя Василиса, - пытаюсь рассуждать здраво и логично. – Всю жизнь будет пилить, если вообще в руки дастся после всего. Через пару лет жизни с ней я начну лысеть, а лет в пятьдесят Вася доведет меня до инфаркта».
– Ну и что мне делать? – стою дурак-дураком, точно как сказочный персонаж, которым меня Вася обзывает, хотя внутренне я все знаю.
Да, Вася устроит мне «веселую» жизнь. Такую, что щепки будут лететь во все стороны от этой бензопилы по имени «Василиса», но она была честна с самого начала.
Не притворялась вылизанной, картинной дурочкой, которая считает главным счастьем в жизни – борщ варить для мужика.
– Ну, буду считать, что по жизни мне крупно не повезло, - сажусь в пригнанную для меня машину, и газую. – Наверное, в предыдущем воплощении я сильно нагрешил, и расплачиваться нужно в этой жизни. И плевать, пусть Василиса издевается надо мной, как хочет, но…
… но будет моей.
Невестой, женой и матерью детей.
Детей желательно побольше. Вроде бы, многодетные мамы не выносят мозг своим мужьям, для этого у них дети есть.
Решение принято, цель намечена, знамена подняты и мушкеты готовы к бою.
– Вам, молодой человек, здесь не рады!
Василисина матушка, подобная грозному божеству из мифов древней Греции, пугавших меня в детстве, стоит на крыльце, скрестив руки на выдающейся груди.
И впускать меня отказывается наотрез.
– Это негостеприимно, в конце концов, - нахально, в Васином стиле, делаю я замечание. – Мне нужно поговорить с…
– Вам не о чем разговаривать с моей дочерью. Она спит, ночь выдалась тяжелой, - Варвара Степановна хмурится, всем видом демонстрируя крайнюю степень своего негодования моей сомнительной персоной. – К тому же, Василиса примирилась с Боренькой, и они почивают.
Почивают.
Что это слово вообще означает?
Замираю. Кажется, рот приоткрываю, как самый настоящий Иван-дурак, и Варвара Степановна презрительно поясняет:
– Спят они. В супружеской кровати. А вам, повторяю, здесь
Высказав все это, будущая тещенька заходит внутрь дома, и пытается закрыть входную дверь, но черта-с-два!
Почивают, значит?!
Василиса, и этот умильный идиот?!
На одной кровати?!
– Не рады? Переживете, - дергаю на себя деревянную дверь, отодвигаю возмущающуюся женщину, и вхожу внутрь аккуратного, вылизанного даже дома.
… надо же, про бюст Ленина Василиса сказала не для красного словца.
Первая дверь – пусто, вторая – пусто, третья:
– …! – высказываюсь я емко от представшей моим глазам картины. – Какого …?
– Рот с мылом помою, - сонно бормочет Василиса, умостившаяся на краю кровати. – Не выражаться в классе, родителей вызову…
А за талию, тесно прижавшись к ней со спины, ее обнимает мужская рука.
Боречки этого.
Может, их не разводитьт? Василисе очень подойдет черный цвет, побудет прелестной, хоть и вредной вдовой пару дней, а затем траур можно сменить на белое платье.
– Василиса!
Резко, в два шага подхожу к этой, на их счастье, одетой в дурацкий пижамы парочке, и резко сдергиваю хилого муженька моей Василисы с кровати.
– Эй, вы что творите? – в один голос вопят и Борис, и прибежавшая Варвара Степановна. А за ней, прислонившись к дверному косяку, стоит дедок – коряга старая, и добродушно усмехается, прикусив вставными зубами самокрутку.
– Пошел вон!
– Не имеете права, - Борис, резко проснувшись от устроенной мной встряски, смотрит на тещу в поисках поддержки, а затем тявкает на меня: - Это вы уходите, иначе я пойду в полицию!
Ой.
Напугал.
Боюсь-боюсь.
– Иди. В полицию, в мэрию, к президенту, или к Андрею Малахову, - смотрю на семейство Василисы, и все выражают разные эмоции: дедок – одобрение, Варвара – возмущение, а Борис – обиду и досаду. – Я за Василисой пришел, и без нее не уйду!
Теперь и у меня найдется, чем тебя попрекать, дорогая. Не каждый день застаешь любимую женщину в объятиях другого мужчины, так что один гррешок тебе с меня придется списать.
Странно, что она молчит, кстати. Не проснуться Василиса не могла, такой шум мы подняли.
– Как же вы все мне надоели, - раздается тихий «добрый» голосок моей училки. – Пошли вон! Все! А ты, - Вася переводит взгляд на меня, и приподнимается с кровати, - уходи, и не приближайся ко мне никогда. Предатель!
ГЛАВА 49
Бесят все!
И Борис, всю ночь дергавший ногой, и сопевший мне в ухо, а под утро возжелавший исполнения супружеского долга. Желание его я ему зажала в руке так, что бедолага побледнел, и испариной покрылся в боязни, что оторву, как грозилась.