Училка и мажор
Шрифт:
—Тихо, тихо, все. Расскажи мне, что было. Все от начала и до конца.
—Они все знают. В университете комиссия. Я тоже попала, как и Павловна, — мертвым голосом отвечает Вася, прикрывая лицо руками. Маленькими, обветрившимися ручками, повидавшим морозный воздух снаружи.
И снова шаболда, без которой никакое дело обойтись не может.
—Причем тут эта сука? — шиплю, стараясь сдерживаться.
—Говорят, что жена проректора узнала об интрижке своего мужа с подругой. И устроила вендетту.
Ага, значит вот оно как. Узнала. Ну а так как угрожал сучке этим я, ответка прилетела быстро. Падаль. Вот только я к этому никакого
Я подхватываю малышку на руки и несу в квартиру, прижимаясь щекой к холодному лбу. Не хватало, чтобы еще заболела.
Вася дрожит, а я только сейчас понимаю, что она с мокрой головой и без шапки.
—Почему без шапки?
Меня злит ее такое отношение к собственному организму. Мне посрать на все, кроме нее, и она должна думать только о себе, а не каких-то там марамойках.
—Я на машине была.
—С кем это?
—Такси, Рустам, а шапку потеряла, я думаю. В таком состоянии, в котором я бежала с универа, чудо что я себя по дороге не потеряла.
Потухший взгляд голубоглазки заставляет внутренности извиваться на огне. Мы заходим в квартиру. Стоп-кадрами проносятся события последних дней, где у нас были абсолютно другие заботы. Вася опускает ноги на пол и стягивает с себя ботинки. А я стою и смотрю на нее, сжирая каждый сантиметр своей девочки и понимая, что в этом ее состоянии виноват я один. Если бы я тогда не мел языком, может ничего бы этого не было.
А затем в голову приходит другое…
Ты ведь понимаешь, что такая сука на дно сама никогда не пойдет. Она бы все равно это сделала. Такова природа низких и падших людей.
—Вась, я все решу, посмотри на меня.
Но малышка лишь возится с пальто и смотрит куда угодно, только не на меня. Меня берет гнев. Оглушающий, бушующий, сносящий крохи адекватности, остающиеся во мне слабым напоминанием о здравом смысле. Кажется, она просто боится. Или уже что-то решила. В обоих случаях меня это пиз*ец как напрягает.
—Вась.
—Рустам, нам надо пока поставить все на паузу и вести себя, как и преподаватель и студент, — давясь слезами, шепчет срывающимся голосом моя девочка. А я стою и обтекаю от происходящего вокруг меня пиз*еца.
—Что? — выплевываю грозно, отчетливо понимая, что она сейчас них*ра не шутит.
Вася дергается, сжимается все, скукоживается даже. А мне хочется просто разорвать всех и вся на британский флаг. Почему все так пизд*ц закрутилось?
—Нам надо пока обождать, — надсадным голосом умоляет моя девочка, стирая набежавшие на глаза слезы. Смотрю и чувствую, как по телу скользит боль. Ее боль прошивает меня насквозь. Хотел ли я, чтобы все так получилось? Нет, мать вашу, не хотел. Я думал, что только запугаю Падловну и все…дело с концом, на большее она бы не решилась, зато точно оставила бы в покое мою девочку.
—Что обождать? Я не собираюсь скрываться только потому, что эта сука слила прессе наши фото. Я пойду и буду все решать самостоятельно, — срываюсь вперед, но Рапунцель хватает меня за руку, и столько в этом захвате решительности, что меня буквально пригвождает к месту.
—Рустам, услышь меня! Эта работа для меня важна, все что я прошу сейчас — немного потерпеть, пока ты не перестанешь быть моим студентом. До этого периода две недели, все. После нового года все будет, как и прежде, а пока мне надо самой разрешить эту ситуацию, где я подпадаю под статью,
Работать, работать, работать. Она создана для любви, чтобы быть просто счастливой девочкой, а не батрачить как вол.
—Тебе незачем работать. Я вполне способен обеспечить тебя всем, что тебе необходимо, — притягиваю малышку к себе, жадно вдыхая ее неповторимый аромат.
—Рустам, я не могу просто взять и все бросить. Я не могу сидеть у тебя на шее. Неизвестно еще…
—Что неизвестно? — грубо обрубаю. Хотя я четко уже знаю ее ответ.
—А то, что завтра мы можем расстаться, а я останусь одна и без денег. И знаешь что, как бы я тебя ни любила, моя работа — это моя зона ответственности, и я хочу знать, что при любом раскладе она останется у меня. Я училась, я трудилась, как проклятая, чтобы достичь всего того, что имею сейчас, и я так просто не откажусь, как ты хочешь. Не для этого я гробила всю себя, не для этого было столько бессонных ночей. Не для этого.
—Зато ты с легкость бросаешь меня.
—Это не так, ты перекручиваешь мои слова.
Маленькая ладошка протестующе ударяет меня в грудь.
—Я перекручиваю? Я, бл*, говорю правду. Ты предпочитаешь работу мне, и ладно, ты даже не хочешь, чтобы я решил эту ситуевину. Я, мать ее так, решу это быстро, они придут и будут еще прощения у тебя просить.
—Эта ситуевина, как ты выразился, на данном этапе касается моего будущего. А еще она бросает тень на тебя и даже на твоего отца. Я имею право решить ее сама, потому что твои методы всегда заканчиваются одинаково плохо для тебя, а значит и для меня. Я прошу просто ничего не делать, просто успокоиться. И дать мне самой все решить. Это не тот вопрос, где твое участие делает лучше, оно только обострит ситуацию. С такой комиссией, как приехала, просто заткнуть рот пачкой денег не выйдет, Рустам, услышь меня, пожалуйста. ОНИ ПРИЕХАЛИ НЕ ЧТОБЫ НАЙТИ ЧТО-ТО, А ЧТОБЫ УСТРОИТЬ БОЛЬШЕ ПРОБЛЕМ УНИВЕРУ. И они будут искать любой путь для этого, потому что тут личная заинтересованность.
Не понимаю я ничерта, я ничерта не понимаю и понимать не хочу, все что вижу, это ее бездонные глаза, в которых я методично тону, не стараясь даже грести. Она меня просит, а я чувствую, что просто, на вскидку, двумя неделями дело не обойдется. Я чувствую это и от этого хочется рвать глотки каждой суке, причастной к такому.
На отца и его проблемы от этого вообще срать. У него что ни год, то скандал. Одним больше или меньше.
Веду губами по щеке своей малышки, собирая остатки слез, а Вася затихает, только дышит тяжело.
—Видеться мы все равно будем.
—Как преподаватель и студент.
Черт! Я как это терпеть должен, если мне дышать без нее сложно?
—Нет.
—Нельзя чтобы нас хоть раз еще смогли скомпрометировать. Я прошу тебя, — Вася обхватывает мое лицо холодными ладошками и прижимается губами, оставляя смазанный соленый поцелуй. — Максимум две недели, все, о чем прошу.
Перехватываю инициативу и вгрызаюсь в нее, заставляя быть моей всегда. Какой дебил вообще придумал эти запреты, мне на них насрать, когда моя девочка вот так сильно прижимается ко мне и раскрывает губки.